Стихи и проза | Чертополох |
|
повесть
(продолжение)
3
Табуретка хрястнула под разом обмякшим телом.
По красному лицу Андрея Николаевича катились капли пота. Он уже устал их смахивать рукавом. Сидел, упёршись пухлыми ладонями в колени, словно прислушиваясь к тому, как хлюпало и хрипело в груди.
«Укатали Сивку крутые горки», – взглянув на него, подумал Борис Васильевич. Он выскочил во двор и вскоре оттуда донёсся спорый стук топора.
Уже были затоплены плита и русская печь разом. Сухие поленья горели торопливо, с треском. Комната медленно наполнялась теплом, а Андрей Николаевич всё ещё сидел неподвижно, уставясь в стену. Перед ним, над кроватью висел большой коврик, вышитый крупным крестом. Два всадника – молодой гусар с пышными усами и девушка застыли над пропастью. Девушка в страхе прикрыла лицо рукой. Гусар придерживал одной рукой девушку за талию, а другой задумчиво разглаживал усы. Казалось, только опасность расстаться с усами могла его испугать. Но сейчас эта картинка совсем не веселила Андрея Николаевича. Вот только сейчас до него наконец дошло, что именно он вдруг оказался в какой-то Щегловке, о которой совсем недавно и слыхом не слыхивал; где и людей ни души и сама она от большой дороги за тридевять земель. Оказался в незнакомой избе холодной и сырой. Оказался неизвестно для чего и зачем... До слёз было жаль самого себя...
– Кушать подано, – торжественно произнёс Борис Васильевич, звякнув стаканом. Всем своим видом он показывал, что всё прекрасно. Что всё идёт так, как было задумано.
Однако ели молча.
Из головы Андрея Николаевича всё не выходила глупость самой поездки, идиотизм таскания тяжёлых рюкзаков с месячным запасом продуктов. Боль, обида и стыд за себя переполняли его. Широко расставив локти, он нависал над тарелкой.
Чтобы не рассмеяться, Борис Васильевич старался не смотреть в его насупленное, отрешённое лицо. Он поминутно находил себе дело: то хлеба нарежет, то уберёт освободившуюся тарелку, то подвинет лоскут газеты с очищенными дольками чеснока.
– Как отобедали, Андрей Николаевич? – осторожно спросил Борис Васильевич.
Ответа не последовало.
Отвалившись от стола, молча закурили.
– Та-а-ак... – это было сказано Андреем Николаевичем после очень долгого молчания. Он обвёл комнату чуть потеплевшим взглядом. Заметив это, Борис Васильевич нагнулся и вытащил из развязанного рюкзака футляр с чертежами. Не вставая, он бросил его на кровать.
– А стол у меня ничего, ровный... – сказал он, проводя рукой по краю столешницы.
Молчание.
– Кстати, ты заметил, что дом на самом краю деревни? Лес рядом.
– Ладно, не подмазывайся. За водой-то далеко ходить?
Борис Васильевич с облегчением, порывисто перевёл дух.
– Вода?! Да за порогом! Колодец с журавлём не приметил разве? Пошли, покажу воду, дрова, картошку. Выделяю тебе целый мешок – зазимовать можно. А за хлебом раз–другой в Поречье сбегаешь.
– Сбегаешь... Нашёл мальчика... Не мог какую-нибудь трубку провести, чтобы хоть за водой на улицу не ходить...
– Из колодца вода слаще, чем из трубки. Да и насос нужен, инженер-конструктор... А у меня его нет. Придётся тебе воду так доставать – по старинке.
– Лодырь ты, Борис Васильевич, вот ты кто.
Борис Васильевич рассмеялся, видя, как друг тщетно пыжится в поисках к чему бы придраться ещё.
4
Чистое ночное небо во все глаза своих ярких звёзд смотрело на Щегловку. Там внизу, посреди единственной улицы, задрав головы, стояли двое мужчин.
Ночь была тихая. Воздух касался щеки, словно прохладная боковинка осеннего яблока.
– Бери чуть ниже Кассиопеи, в Млечном Пути. Видишь?
– Кассиопею вижу. Персей... Персей... Сколько в нём звёзд?
– Двадцать две.
Андрей Николаевич присвистнул.
– Обрати внимание, что правая рука Персея, – продолжал Борис Васильевич, – будто замахивается для удара. А левой он тянется схватить за ногу Андромеду. Видишь?
– Что-то, Борька, не выстраиваются у меня твои двадцать две звезды в Персея.
– Тоже мне, инженер-конструктор... не выстраиваются... Взгляни еще раз на рисунок, – Борис Васильевич осветил фонариком лист бумаги, на котором Персей – с головой клином, хулиганисто размахивающий руками, был изображён крупными точками. – Видишь?
– На бумаге – вижу.
– А теперь посмотри в небо. Постарайся всё созвездие ухватить целиком, одним взглядом.
– Стой, Борька! Ишь ты!.. Персей. Вижу, – Андрей Николаевич толкнул в бок Бориса Васильевича и удовлетворённо крякнул.
– Персей ли?.. Убедись сначала. На бинокль. Рассмотри левую ногу. Нога стоит того. Как раз там, где коленная чашечка, должна быть звезда Алголь. Самая яркая в этом созвездии. Нашёл?
– Вижу! – воскликнул Андрей Николаевич. Так, наверно, воскликнул Колумб, когда в его подзорную трубу заглянула Америка.
– Яркость Алголь, – продолжал Борис Васильевич, – через каждые пять часов то возрастает, то падает. Понаблюдаем? Явление интереснейшее. Объясняется тем...
– Ну, знаешь ли!.. – резко оторвавшись от бинокля, сказал Андрей Николаевич. Азарта Колумба ему хватило не надолго. – Пять часов околачиваться на улице – это не по мне. Я тебе и так – на слово поверю. Пошли спать.
Дома, уже когда легли, Борис Васильевич, всё ещё не слезал со своего любимого конька. Он продолжал:
– Такого звёздного неба в городе не увидишь.
– Да, пожалуй.
– Слишком много там искусственного света. Да и до звёзд ли, вспомни. Такая суета, что не до них как-то...
Андрей Николаевич ответил грозным скрипом пружин. После долгого молчания он вдруг сказал:
– Слышь? Что это у тебя там?
– Где?
– На чердаке что ли?..
С потолка донёсся шорох. Что-то посыпалось.
– Не обращай внимания, спи. Это мыши.
– Хорошенькое дело, мыши... Обрадовал, – Андрей Николаевич недовольно сопя, перевернулся на другой бок. – Заснёшь тут...
Возня на чердаке усилилась. Комочки шуршащих звуков с реактивной быстротой проносились вдоль стен.
– Борис, что у них там? Спортивная эстафета что ли? Прямо безобразие.
– Порезвятся и успокоятся, – уже сонным голосом произнёс Борис Васильевич.
– Прими меры. Надоело!
– О, чёрт!.. – Борис Васильевич нашарил рукой сапог. Запустил его в потолок. Раздался грохот.
Наступила тишина. Правда, недолгая.
5
В утренних потёмках Борис Васильевич сновал из сеней в комнату. У него уже вовсю кочегарилась плита. Чайник весело посвистывал. Выбрасывая из носика столбик белого пара, он походил на готовый к отплытию пароход.
Андрей Николаевич сладко потягивался в кровати. Она стонала и скрипела под ним, словно её испытывали на прочность недозволенным способом.
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела, – Андрей Николаевич откинул одеяло, сел. Почёсываясь, он впервые подумал: «А что? Ничего...» Он даже подмигнул гусару, который продолжал заниматься своими усами.
Распахнулась дверь. За порогом, не входя в комнату, стоял Борис Васильевич с охапкой дров. Глаза его смеялись.
– Кропотов, принимай первого гостя!
Андрей Николаевич повернул голову и тут же почувствовал как бодрость выспавшегося человека покидает его. Улетучивается и доброе расположение духа. Опять хотелось долго и нудно ругаться, мысленно проклиная Бориса Васильевича с его деревенской затеей.
– Да-а... Подсуропил, – хмуро сказал он. Губы его скривились в кислой гримасе. – Твой что ли?
– Нет. Первый раз вижу. Я ведь здесь бываю только зимой. Да дело не в этом. Каков, а?!. Полюбуйся.
– Ну, знаете ли? – наконец-то с закипающим раздражением произнёс Андрей Николаевич. И взорвался: – На кой чёрт он нам нужен?!.
– А, может, это она. Тигрица в миниатюре.
Но Андрей Николаевич уже токовал, как глухарь, ничего не слыша:
– Хорошо знаешь, что всякое зверьё я люблю на расстоянии. И не скрываю этого. Я не ханжа. Меня совершенно не умиляют эти, эти... приручённые...
У плиты Борис Васильевич разжал руки и дрова с грохотом посыпались на пол. Но Андрей Николаевич продолжал:
– Человек хитрец. Он-то выиграл! А вот они?.. Затискают, затреплют, закормят, а надоест – выбросят. Вот чем чаще всего кончается пресловутая любовь к животным. Так что гони его или её отсюда, – устало сказал он. – Пусть уходит в свои пампасы, не намерен я никого приручать...
– Всё? – нахмурился Борис Васильевич.
– А что – не убедительно?
– Филя, отойди от него. Это не человек – это сухая чертёжная доска.
– Андрей Николаевич вспомнил, что у друга дома живёт кот по кличке Филя. Правда, Филя был ещё котёнок и чёрного цвета. Этот же – гость – огромный, с широкой белой грудью. Мостом выгнув дымчатую спину, с высоко поднятым флагштоком пушистого серого хвоста, тёрся в это время о ногу Андрея Николаевича. Надо полагать, он принял её за тёплый столбик, специально для этого здесь поставленный. Кот был с улицы – холодный. Потрясённый наглостью, Андрей Николаевич попытался задвинуть ногу под кровать. Напрасно. Кот потёрся задуманное число раз и, словно участник дипломатического приёма, с достоинством отошёл в сторону. Он сел и уставился на людей.
Его большие глаза цвета спелой пшеницы смотрели по-детски безмятежно. И только в чёрных вертикальных и узких щелях зрачков предугадывалась мрачная душа хищника.
Борис Васильевич даже прищёлкнул языком.
– А-а?! Каков?!.
– Привёл... Не камышовый ли? Такой – штука страшная. Свирепее тигра.
– Да ты присмотрись. Обычный, домашний.
– Брось! Грудь как у трактора К-750. Тоже мне Филя... В Филе слышится что-то простодушное, что-то простофильское, а это же... это же Соловей-Разбойник. Наверно, ещё тот хулиган. Выпроваживай, выпроваживай его.
– Не дело ты говоришь, – спокойно возразил Борис Васильевич. – Он у тебя тут мышами займётся.
– Тебя не переспоришь. Только учти, Борис, засиживаться я ему не позволю. На мои симпатии может не рассчитывать.
Сели завтракать.
На людей за столом кот не обращал никакого внимания. Он расположился на полу посреди большого солнечного пятна. Щурясь от света, завернув голову за спину, он водил по ней розовой тёркой языка.
Борис Васильевич подсунул коту кусок колбасы. Тот долго принюхивался. Взял с видимой неохотой, скорее не желая обидеть того, кто дал.
– Андрей, взгляни какое у него брюхо. Кирпичами что ли набито? Сыт.
Андрей Николаевич не слышал. Он рассеянно отхлёбывал чай из стакана. В окно ему была видна заколоченная дверь соседнего дома. Сейчас эта дверь поглотила всё его внимание.
Пора было выходить.
Неожиданно засобирался и кот. Он встал у порога, нетерпеливо помахивая хвостом.
– Не понравился ты ему, не понравился, – укоризненно заметил Борис Васильевич.
– Будем считать, что взаимно.
В конце деревни, там, где начиналась дорога в Поречье, они попрощались.
– Андрей, вернёшься – звони. Слышишь? Расписание автобусов там же. Понял?
– Угу.
– Ну, не скучай.
– Не скучай... Затащил, куда Макар телят не гонял и предлагает веселиться. Погоди, я тебе за эту ссылку ещё намылю шею. Вот уже вернусь...
– Посмотрим. Ещё спасибо скажешь.
– Ну, прохиндей! Спасибо ему... Не дождёшься.
– Ладно, бывай!
– Бывай.