Стихи и проза |
|
повесть
(продолжение)
глава двадцать первая
БРАТЬЯ РАЗБОЙНИКИ В РОЛИ ГРОМООТВОДА
Младший Племянников напевал песенку. Старинную песенку про капитана. В ней ещё требовалось, чтобы капитан улыбнулся и подтянулся. Потому что улыбка – это «флаг корабля». Помните такую?
Напевая старинную песенку, младший Племянников мыл посуду. Он уже был в том возрасте, когда после него посуду перемывать не надо. То есть Андрюха делал доброе дело, и никто его не контролировал.
Когда с посудой было покончено, разбойник, не мешкая отправился на задание.
В квартире остался мозг Совета вождей – один Серёга. На этот раз он не валялся на диване с толстой книгой про индейцев. Перед ним стояла задача: приколотить отскочивший каблук к материной туфле. Эту задачу он поставил себе сам. Мать была категорически против, и не велела Серёге касаться её обуви. Но Серёга рассудил иначе. Серёга решил, что если в доме есть хоть один мужчина, то просто стыдно по таким пустякам беспокоить сапожные мастерские. Одним словом, Серёга был весь в отца. Правда, взялся он за дело с бесстрашием человека, который не представляет себе до конца возможных последствий.
Сапожничал Серёга на кухне.
Буквально после третьего удара молотка в квартиру влетел Андрюха.
Младший член Совета Вождей дышал как паровой молот. Он разводил руками и вращал глазами, словно заведённый. На нём не было лица.
Сергей Племянников не мог себе позволить смотреть на близкого человека, потерявшего лицо.
- Иди в комнату и отдышись, - сурово сказал он.
Но тут Андрюху прорвало:
- Милиция!!. – ухнул он. – Приехала!!!.
В наступившей тишине раздался грохот упавшего молотка, неаккуратно положенного Серёгой на стул.
Разбойники вздрогнули.
- За кем приехала?.. – дрогнувшим голосом спросил старший Племянников.
- За кем, за кем!.. Будто не знаешь!
- За кем тебя спрашивают!!
- За Гурием Михайловичем!
- За Прутиковым?!.
- Ну, да!
У Серёги немного отлегло от сердца.
- Так, - произнёс он. – Надо бы собрать Совет Вождей.
- Какой тут Совет Вождей! – взвился Андрюха. – Тут надо действовать, а не разговаривать!
- Сегодня Прутиков во вторую смену работает. Сегодня его не заберут, - спокойным голосом сказал старший вождь.
- Ну и что?!. – не унимался младший вождь. – Всё равно его выручать надо!
- Пожалуй, ты прав, - после долгих колебаний согласился Серёга.
Разбойники вышли из дома.
-У парадной Прутикова, на скамеечке сидел старший лейтенант Колупаев. Он курил папиросу, а пепел стряхивал в урночку возле скамейки. Участковый в семнадцатый раз бросал курить, и потому курил только на улице.
- Где они? – спросил Серёга напряжённым голосом.
- Вон, - кивнул Андрюха в сторону старшего лейтенанта.
- Это один, а остальные где?..
- Остальные, остальные… - замялся младший Племянников. – Где-нибудь здесь… В засаде.
Старший вождь пристально взглянул на младшего и понял, что тот плохо справился с заданием.
Для начала Серёга решил пройтись мимо милиции прогулочным шагом, как бы просто так. Ну, будто два школьника вышли на десять минут освежиться, прежде чем сесть за остальные уроки.
- Соколики, соколики! А ну-ка, гребите сюда, - милиционер неожиданно встал и пальцем поманил обоих.
Пришлось подойти.
- Та-ак, - произнёс старший лейтенант Колупаев. Взгляд его пробежал по далеко не разбойничьим лицам. – Ну, вот ты, скажи, как твоя фамилия?
- Племянников, - ответил Андрей.
- А звать как?
- Андрюша.
- Андрей, значит. Понятно. А твоя фамилия?
- Тоже Племянников.
- Вон как! Одни Племянниковы собрались. Значит, братьями будете?
- Братьями.
- Ну, а дружно-то живёте? Да вы садитесь! Со мной рядышком! А то стали, как пеньки. Вон на лавке сколько места!
Пришлось сесть.
- Ну, так как насчёт братской дружбы? Крепкая?..
- Крепкая, товарищ милиционер.
- Так-таки крепкая?.. Ой ли?!. И ссор промеж вас не бывает?..
- Не-ет. Что вы?
- А озоровать-то любите?
- Нет.
- Не любим. Мы не такие…
- Да-а… вижу, что не такие, - недовольно хмыкнул участковый. – Прямо не парнишки, а бельё накрахмаленное. Пай-мальчики… Тьфу! Ну, а в футбол-то гоняете?
- Иногда. С маминого разрешения, - не сразу сказал Андрюха.
Старший лейтенант Колупаев не выдержал. Он ударил себя по коленям и расхохотался, резко откинувшись всем телом.
- Значит, с маминого разрешения… А по стёклам мячом лупите тоже с маминого разрешения?!.
Тут и разбойники прыснули от смеха.
«Сразу видно – человек. И про отметки не спрашивает…» - подумал Серёга, вздохнув с облегчением.
- Да нет, товарищ милиционер, - сказал он. – Мы нормальные. У нас тоже – всякое бывает…
- То-то, - погрозил пальцем участковый. – А то такими убогонькими паиньками прикинулись, что хоть молись на них.
- А вы за кем приехали? – выпалил на общих радостях младший разбойник.
- Чего?!. – удивился старший лейтенант. – Как ты сказал?..
- Да я ничего, - смутился Андрюха.
- Во первых, я не приехал, а пришёл. Понятно.
- Понятно.
- А во-вторых, не «за кем», а к кому. Существенная разница. Понимать надо. А пришёл я навестить Гурия Михайловича Прутикова. В вашем доме живёт. Слыхали про такого?
- Слыхали.
- Мне побеседовать с ним надо. Серьёзно побеседовать.
- Только побеседовать?! – обрадовался Андрюха.
- Ну, для начала беседой обойдёмся.
- А может не надо… - проканючил Серёга.
- Чего не надо?
- Беседовать.
- То есть как это не надо?..
- Он теперь в театр ходит! Даже пива не пьёт! – Андрюха и сам не был уверен в том, что говорил. Но в эту горячую минуту он искренне не сомневался.
- А у вас откуда эта информация? – спросил старший лейтенант Колупаев и испытующе посмотрел в лица разбойников.
- Слыхали… - промямлил Серёга.
- Слыхали?..
- Ну да.
- Вот тут у нас… - продолжал Серёга, доставая из кармана белую картонку, сложенную вдвое.
Участковый взял в руки картонку, раскрыл её и прочёл:
«ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ
Уважаемый Гурий Михайлович Прутиков,
приглашаем Вас на выставку современных измерительных приборов. Выставка открыта ежедневно в Доме Культуры им. Мазайчикова с 11.00 до 21.00. Выходной – среда.
Выставка продлится с 15-го по 25-е апреля.
Билет действителен на два лица».
- Вот это я понимаю! – сказал старший лейтенант по прочтении. – Доброе дело! Кто же это его приглашает?
- Это мы… - раскрыл было рот, вскочивший Андрюха.
- А ну сядь! – прикрикнул на него Серёга. – Трещит тут! Другим слово сказать не даёт…
При этом старший вождь пронзил младшего таким взглядом, что тот почувствовал себя пришпиленным к скамейке, как бабочка в коллекции энтомолога.
- Принесли тут… Один взрослый, - продолжал Серёга. – Просил сегодня передать.
- А почему не в почтовый ящик?
- Так надёжней…
- Надёжней, говорите…
- Ну да.
- А когда он сам появится? – спросил вдруг участковый.
- Ночью появится.
- Как так?
- А он сегодня работает во вторую смену.
Старший лейтенант Колупаев вскочил.
- Так какого веника я тут с вами лясы точу?!
- Вы же сразу не спросили.
- Да откуда я знал, что вы тут всё знаете! Ладно. Чего там. Зато с вами поговорил. Пойду я, значит. Пока, хлопцы!
- До свидания.
Старший лейтенант нагнулся за планшеткой.
- Между прочим, - сказал он, - величать меня Сергеем Тимофеевичем. Тёзка одного из вас. Понятно?
- Понятно, Сергей Тимофеевич, - сказали Племянниковы.
- А к Прутикову ещё придёте? – спросил Андрюха.
- Там видно будет…
глава двадцать вторая
БЕГУН ПО ИМЕНИ «ОТ ВИНТА»
По одной из дорожек сквера бежал человек в голубом тренировочном костюме. Он дышал глубоко и ритмично. Он дышал, как дышат только одни спортсмены, и поэтому на щеках бегуна был спортивный румянец.
Такими бегунами принято любоваться. А когда их видишь на экране телевизора , то начинаешь невольно ими гордиться.
Рядом со спортсменом, слева и справа от него, словно пристяжные при кореннике, галопировали наши братья Племянниковы. Если бы кто-нибудь засёк время, пусть и не по командирским часам, он бы заметил, что братья эскортируют спортсмена уже минут восемь. Не удивительно, что дышали Племянниковы куда менее ритмично. В какой-то мере это объяснялось тем, что братья пытались завязать с бегуном беседу.
Слева на спортсмена наседал Андрюха.
- Дяденька, вы спортсмен? – пытался он удостовериться в очевидном.
- Не задавай глупых вопросов, - отвечал брат вместо спортсмена.
- Простите, пожалуйста, - начинал по-умному сам Серёга. - Вы не могли бы уделить нам две-три минуты?
Покрывая расстояние, бегун по-прежнему дышал очень глубоко и ритмично. Время от времени, в ритме бега, он бросал сопровождающим:
- От винта!!
- Да что же вы, дяденька?! – начинал сердиться Андрюха. – Остановиться не можете что ли?!.
- От винта!!
- Вы что? Спортсмен лётчик? – вкрадчиво поинтересовался Серёга.
Спортсмен неожиданно кивнул головой.
- Бывший лётчик, - изрёк он и добавил на выдохе: От винта!
«Порядок, - подумал Серёга. – Спортсмен, да ещё и лётчик всё же заговорил!»
Старший Племянников почувствовал прилив свежих сил.
- Понимаете, товарищ спортсмен-лётчик, - бодро сказал он. – Мы с братом живём вон в том доме, видите?
- От винта!!
Бегун смотрел только вперёд. Наверное, где-то там, за линией горизонта ему была видна линия финиша.
- Так вот, - не теряя надежды, продолжал Серёга, - в нашем доме живёт такой Гурий Михайлович Прутиков…
Бегун неожиданно повернул румяное лицо в сторону Серёги.
«Ур-ра! Слушает!..» - подумал старший Племянников.
– Не могли бы вы, - продолжал он, - как лётчик-спортсмен вовлечь нашего соседа Прутикова в спорт?
- Хотя бы в беганье! – внёс свою лепту в братское дело Андрюха.
Бегун повернул голову в сторону Андрюхи. Взгляд его выразил удивление: эти двое были ещё здесь.
- От винта!! – выдохнул лётчик-спортсмен, и прибавил газу. При этом он сунул руку в задний карман тренировочных брюк и что-то извлёк. Не сбавляя скорости, бегун вручил это «что-то» эскорту. Братья разом увидели, что в руках у них оказалось по конфетине. Обе конфетины были завёрнуты в бумажки под названием «Взлётные».
Стоило подкрепиться, и каждый из Племянниковых, поблагодарив дарителя, заложили за щеку по леденцу.
Некоторое время братья бежали, ломая голову над тем, что предпринять далее. Ведь оба были не из тех, кто легко сдаётся при неудачах.
- Меняем тактику! – крикну Серёга брату.
-Какую ещё тактику?.. – проканючил Андрюха. Ему хотелось расчувствовать конфетину как следует, но на бегу дело это было нелёгким. Кроме того, по правде говоря, младшего Племянникова начинали покидать физические силы.
Вскоре и сам Серёга почувствовал: братан сдаёт.
- Держись! – крикнул он и прибавил газу.
Изумлённому Андрюхе предстала такая картина: Серёга на предельной скорости обогнал человека по имени От Винта. Больше того, Серёга вырвался далеко вперёд. Неожиданно он сделал разворот на сто восемьдесят градусов, расставил руки и пошёл в лобовую атаку на владельца конфет «Взлётные».
Казалось, предотвратить таран было уже не возможно. Андрюха закрыл глаза. Напрасно. Очень даже напрасно! Он не учёл главного: бегун был когда-то лётчиком. А бывшие лётчики знают толк в искусстве высшего пилотажа.
От Винта сделал рулями что надо, выскочил на газон и фланговым маневром обошёл «противника». Тактический козырь старшего вождя оказался битым.
Когда Андрюха открыл глаза, то увидел далеко-далеко впереди голубой фюзеляж От Винта.
«Серёга?.. Где Серёга?!. Сбили…» - с братской болью в сердце, подумал Андрюха.
Но вот он повертел головой, и вскоре увидел в стороне от дорожки скамейку. На ней лежал сбитый Серёга. Он дышал, как паровой молот:
- Это… он… от… инфаркта… - в ритме работающего молота произнёс Серёга подошедшему брату, - убегал…
глава двадцать третья
РУКА, ПОЖИМАВШАЯ РУКУ ХАРЛАМОВА
На очередном Совете Вождей было решено: со спортсменами больше не связываться. Но получилось так, что однажды Племянниковы увидели незнакомого человека. Каким-то чудом он оказался на балконе Левона Акакиевича. Поначалу братья решили, что это сам Кувыркадзе, но, присмотревшись, убедились в своей ошибке. У незнакомца брови были куда гуще, а гладко выбритый подбородок куда более синим. И только нос и усы – до удивления были похожи на нос и усы Левона Акакиевича.
Братья застыли под балконом, напоминая своим стоянием эпизод из басни Крылова «Ворона и Лисица». Особенно если вспомнить: «Лисица видит сыр, лисицу сыр пленил…»
Дело в том, что незнакомец в белой майке не просто вышел на балкон полюбоваться перспективой. В руках у него были гантели, и он делал приседания.
Каждый чугунный шар спортивного снаряда напоминал своими размерами голову Михи Бубликова. Заворожённые братья, каждый про себя, стали отсчитывать количество приседаний. Количество неумолимо росло, и по мере роста невольно пленяло разбойников.
Приседавший незнакомец, казалось, не замечал зрителей и производимого на них впечатления. Сердитый взгляд его был обращён строго вперёд. Даже тупоголовые, как репа, голуби поняли нешуточность взгляда из-под мохнатых бровей. Голуби с ленивой испуганностью шастали меж соседних балконных решёток, всячески стараясь не попасть в поле зрения человека с гантелями.
Приседания продолжались.
У Племянниковых затекли шеи. Но, понятно, они этого не замечали.
Наконец незнакомец с чертами лица древнеримского гладиатора выпрямился и больше не согнулся. Руки его были пусты, как у фокусника в тот момент, когда ему хлопают в благодарность за выступление.
- Ха! – мощно выдохнул он и посмотрел на зрителей.
Глаза его искрились смехом. Он улыбался. Что это была за улыбка?!. Зубы из-под усов незнакомца сверкали ниткой жемчуга, брошенной в чёрный мех!
Что ещё оставалось бедным разбойникам? Они улыбались в ответ. Так широко, что каждый уголок рта наползал на мочку уха. А попросту, улыбка каждого была от уха до уха…
Незнакомец резко перегнулся через решётку балкона.
У младшего разбойника ёкнуло сердце, и он перестал улыбаться.
- Малчик, - крикнул человек, - водный процедур делай!?.
Племянниковы всё ещё находились во власти магической улыбки незнакомца. Они отрицательно покачали головами – вяло, как во сне.
- Что-о?!. – разнеслось на весь микрорайон. Стаи голубей сорвались с соседних крыш. – Малчик не делать водный процедур?!. Плёхо! Очен плёхо!!.
Последние слова прозвучали так, словно самое страшное на свете – не заниматься водными процедурами. Племянниковы это поняли и ужаснулись.
- А ну, шагим марш к дядя Реваз! – продолжалось метание громов и молний с балкона.- Марш шагим! Дядя Реваз учит будет! Водный процедур! Дядя Реваз хорош учит!..
Братьям бы уйти, убежать бы по своим делам, но увы… Дела были забыты.
Кому доводилось наблюдать, тот знает как безропотно идёт кролик в пасть льва. Точно так братья поднимались по лестнице, где в раскрытых дверях уже стоял страшный незнакомец по имени дядя Реваз. От горячего нетерпения дядя Реваз выполнял лёгкий бег на месте.
- Заходы! Заходы, малчик! Учить буду! – сердито рокотал он.
Дверь в ванную была открыта. Оттуда доносился водопадный плеск горной реки.
Под грозным взглядом дяди Реваза Племянниковы жались друг к другу, как два ягнёнка, потерявшие мать. Они ожидали, что человек, по непонятным причинам оказавшийся в квартире Левона Акакиевича, сейчас схватит кого-то из них за шиворот, и будет вымачивать под холодной струёй. Пока нос страдальца не станет цвета синей пасты шариковой ручки…
Но всё началось с того, что незнакомец приказал обоим «стойка смирно!», «смотреть глаза!» и снял с себя майку.
- Ха! – мощно выдохнул он и нырнул по пояс.
Прозрачная палка воды хрястнула его по спине и разбилась вдребезги, как стеклянная.
Дядя Реваз вскрикнул. Целую минуту его не было видно. Размахивая руками, он поднял такую дымовую завесу брызг, что, казалось, исчез – утонул. И только ноги, стоявшие на резиновом коврике, говорили о том, что с хозяином всё в порядке.
Затем он долго и аппетитно растирался полотенцем. Таким же мохнатым, как и его волосатые руки.
- Видал?! Видал?!. – рокотал он сверкая глазами и каплями в кудрявой голове.
Холодный душ подействовал на спортсмена успокаивающе. Он дружелюбно подмигнул братьям, и улыбнулся своей неотразимой улыбкой.
- Ходи сюда, - сказал он Андрюхе. Взял его за руку и сунул её под струйку воды.
Андрюха перестал дрожать – вода оказалась тёплой.
- Вот тебе какой вода сначала!.. А потом вот какой!.. – дядя Реваз повернул кран. – А потом вот какой – совсем холодный! Постепенно надо! Постепенно! Понял? Хорошо понял?! Так делай! Понял? Будешь как дядя Реваз здоровый!..
Андрюха кивал головой.
- А ты понял?! – грозно спросил дядя Реваз Серёгу.
- Понял.
- Ай, молодец! Всё понял!.. Умный малчик!.. – дядя Реваз весело хлопнул в ладоши. – Джигит растут! Всё понял! Ходи, джигит, комнату! Гранат кушать будем! Хорошо гранат кушать после процедур!..
Джигиты сидели за столом. Все трое ели гранаты, как полагалось после водных процедур.
Разговор шёл уже давно.
- Значит так, - объяснял дядя Реваз. – Вот, - и он достал из большой вазы гранат и стукнул им по столу, - это – Левон. Он здес живёт. Понятно? Ваш дом, его дом – один дом. Понятно? У Левона – дядя. Зовут дядя Гоча, - рядом с первым плодом граната появился другой. – Понятно дядя Гоча? У дяди Гочи – брат. Зовут Вахтанг. Вот, вот! Это – Вахтанг. У Вахтанга – сын. Нодар звать. Нодар – мой папа.- Понятно? – продолжал дядя Реваз, гремя по столу гранатами. – У Нодара дети Давид, Шота и я. Я – Реваз. Понятно? Я приехал к Левон. Родственники – понятно?!.
Братья Племянниковы ошалело переводили взгляд с одного плода на другой. Их уже порядком столпилось на столе.
Джигитам было не легко разобраться где тут дядя Левон, дядя Гоча, Вахтанг, Нодар, Давид, Реваз. Яснее всего был дядя Реваз: он сидел перед глазами.
«Да-а…» - устало подумал Серёга, завинчивая не мелкую часть плода. Он давно уже чувствовал себя в своей тарелке, и с удовольствием предавался уничтожению предложенного угощения.
- Вы, наверно, очень любите спорт? – сказал Серёга, заметив, что дядя Реваз немного утомился от перечисления своих родственников.
- Дорогой! Что говоришь?!. – дядя Реваз вскочил так, что стул отлетел в сторону. – Дядя Реваз не любить спорт?!.
- Не-ет! – взмолился Серёга, увидев как вспыхнули глаза дяди Реваза. – Я говорю: вы очень любите! Наверно…
Но дядя Реваз не слышал. Он заходил по комнате, обхватив голову руками, словно только что ему сообщили страшную весть.
Огорчённый Андрюха перестал жевать. Вид человеческого страдания лишил его аппетита.
Но вот дядя Реваз сел на место.
- Дорогой, - тихи сказал он, с болью глядя в глаза Серёги, - как дядя Реваз любит спорт… Сердца радость! Души радость! Сам футбол играю. Хорошо играю! А знаешь, как Дядя Реваз хоккей любит?!. Нет! Не знаешь!..
Недавняя глубокая печаль сменилась на лице дяди Реваза горячим воодушевлением. В омутной глубине его глаз вспыхнул святой огонь человеческой страсти.
- Слушай, джигиты! – продолжал он. – История! Ай, какой история! Прилетел Москву. К брату Шато прилетел. Повидаться. В Шереметьево прилетел. Выхожу из самолёт. Иду. Смотрю!!. Михайлов идёт! Капитан наш! Вова Петров идёт! Гусев идёт! Васильев идёт! Викулов идёт! Юный Александров идёт! Молодой! Смелый! Хулиган немножко! Якушев идёт! Дорогой, послушай, Мальцев идёт! Владик Третьяк! Вратарь наш! Харламов идёт!! Вай, вай!! Валерий!!. Радость души – Харламов!! Бросаю чемодан свой, зачем чемодан, когда Харламов идёт! А он, бедняжка, вот такой мешок несёт! Кожаный. Баул несёт. В нём – называется амуниция… Тяжёлый баул. На самолёт несёт. Улетать надо. С канадцами играть надо. Канадцев побеждать надо. А тут такой баул. Тяжёлый!.. «Валера, дорогой, - говорю, - зачем сам такой баул тяжёлый…Вай, вай!! Дай, дядя Реваз помогать будет! А ты иди, думай как играть надо! Рука, нога – у всех есть. Голова - не у всех. У тебя, Валера, золотая голова. Умница ты!». «Спасибо, дорогой», - улыбается мне, джигиты. Мне – дяде Ревазу. Беру я баул. Несу. К трапу несу. В самолёт хотел – не пускают. «Провожающий», - говорю. – Зачем не пускать?!.» Не пускают. Валера говорит: «Спасибо, дяд Реваз. Играть буду с канадцами хорошо. Чтобы душа твоя радовалась». Вот как сказал. Умница! Золотой человек. И вот, джигиты, эту руку пожал. Мне – дяде Ревазу…»
Племянниковы с уважением посмотрели на руку дяди Реваза. Это была настоящая рука рабочего. Сталевара из Рустави…
Даже Андрюха, который всё это время забывал об угощении, протянул с восторгом:
- Да-а…
Наступило долгое молчание.
- Дядя Реваз, сказал наконец Серёга. – Мы вот тут хотели одного человека спортом заинтересовать…
- Дорогой, правильно! – оживился дядя Реваз.
- Только он взрослый… - продолжал Серёга. – Вот если бы вы помогли?..
Сейчас старший вождь скромно считал, что только взрослый может помочь взрослому.
- Конечно помогу! Дорогой, о чём ты говоришь?! Гимнастика, водный процедур – всё научу! – энергично заверил дядя Реваз.
- Да-а… - уныло протянул Серёга. – К нему просто так не подойдёшь. Он, может, ещё и не захочет.
- Захочет, захочет! Дядя Реваз тактично будет! Осторожно… Дядя Реваз понимает…
- Вот это здорово! – воскликнул Андрюха.
Но в следующую минуту дядя Реваз переменился в лице. Перед Племянниковыми был снова человек, убитый горем. Он хлопнул себя по лбу, сказал:
- Нет, джигиты. Дядя Реваз не поможет.
- Почему?
- Почему, дядя Реваз?!
- Вай, вай! Сапсем забыл! Завтра улетаю. В Ригу. Брата Давида повидать надо. Сапсем забыл! Отпуск кончается…
И дядя Реваз посмотрел на Племянниковых такими глубоко печальными глазами, что старший разбойник не выдержал.
- Да вы не расстраивайтесь, - сказал он. – Мы с Андрюхой что-нибудь придумаем. Не сомневайтесь.
- Конечно, придумаем, - весомо поддержал старшего вождя младший.
глава двадцать четвёртая
«ДАЙТЕ ЖЕ ЧЕЛОВЕКУ СТАНОК!»
Это был обыкновенный завод, каких много построено и ещё будет построено на нашей земле…
На его территорию, как обычно, привозили металл, детали, а увозили –
готовую продукцию.
В проходной завода было тихо, так как рабочий день ещё не кончился.
За стеклом будочки сидел вахтёр в синей форме и с чёрной кобурой на боку. В кобуре дремал наган.
Вахтёр вполслуха прислушивался к закипающему на плитке чайнику и думал. Он думал, что наступит ночь, потом утро, а утром он сдаст смену Агафье Николаевне. Сдаст и пойдёт домой. Отдыхать. «Хорошо дома отдыхать…» - думал вахтёр, и потому не сразу расслышал как хлопнула одна из дверей проходной.
Хоть и с опозданием, но вахтёр выглянул из своей будочки. Выглянул и увидел Племянниковых. Сразу обоих. Только вахтёр ещё не знал, что каждый из них – Племянников. До этого он ведь их сроду не видал.
- Чего надо?.. – служебным голосом спросил вахтёр.
- Здравствуйте, нам бы на завод… - последовал деловитый ответ.
- Понятно, что на завод, не на базар… Пропуска давайте.
- Пропусков у нас нет. Но, понимаете, нам надо…
- Мало ли кому чего надо… - сурово перебил вахтёр, и потрогал на боку наган, дабы убедиться в том, что к бою готов. Наган тихо лежал в кобуре и ждал команды. – Кого надо-то?.. – ещё суровее спросил вахтёр.
- Нам надо поговорить с товарищем Синебрюкиным.
- Так бы сразу и говорили, - успокоился вахтёр. – У нас на то телефон. А то, видите ли, им на завод надо… Никакого понятия, что завод – это объект государственной важности. Ждите здесь.
Вахтёр поднял трубку.
- Мне Синебрюкина. Товарищ Синебрюкин?.. Это с проходной. Стыдобушкин говорит. Да, понимаю, что шибко заняты. Только тут до вас пришли… Двое. Нет. Похоже, школьники. Может, подшефники. Может, насчёт детского концерта в каком цеху. Какие-нибудь артисты…
- Мы не артисты! – подскочил к вахтёрскому окошку Серёга, - Мы, между прочим, по очень серьёзному делу. От которого, может, жизнь человеческая зависит…
- Ты погоди-то по-пулемётному строчить, - прервал Серёгу вахтёр Стыдобушкин и наклонился к трубке: - Говорят, с жизнью связано… С человеческой… Да. Так и говорят. Конечно, товарищ Синебрюкин, надо с ними поговорить. Чего уж там… Ну, виноват, каюсь. Знаю, что сами понимаете. Это я так, к слову…
Вахтёр Стыдобушкин долго вешал трубку на место.
- Ждать велено. Выйдет, как освободится… - сказал наконец вахтёр.
Братья уединились в угол проходной и зашептались. Шёл летучий Совет Вождей. В тринадцатый раз обсуждалось что и как говорить «сэру» Синебрюкину. Это Андрюха, за глаза назвал его «сэром».
- Вон они, - услыхали Племянниковы голос вахтёра. – Дожидаются.
- Ко мне? – сказал Синебрюкин, направляясь к братьям стремительной походкой.
Этот подлетевший человек, ещё не начав разговора, уже смотрел на часы. Когда Синебрюкин оторвался от своих часов, братья увидели его лицо. О таких лицах в старину говорили, что оно «замечательно тем, что ни чем не замечательно».
- Здравствуйте, товарищ Синебрюкин. Мы к вам по важному делу…
- Короче!
- Дело у нас такое…
- Ещё короче!
- У вас работает Гурий Михайлович Прутиков, да? – подстёгнутый Синебрюкиным, с несвойственной ему дерзостью, выпалил Серёга.
- У меня. А в чём, собственно, дело?
- А вы знаете на каком станке он работает?!. – Андрюха, ломая общий тактический план, с бесшабашной горячностью рванулся в бой.
- Ещё бы! – снисходительно усмехнулся Синебрюкин. – Мне да не знать. На токарном он работает.
- Мы тоже это знаем. Только мы ещё знаем, что на таком раздолбанном станке уже давно работать нельзя!
- Старый он – этот ваш станок! А Прутиков всё работает на нём и работает! Вот!..
- Постойте, постойте!.. Кто вы такие, чтоб со мной так разговаривать?! – левая бровь Синебрюкина поползла вверх – к причёске. Голос звучал уже по-служебному.
Синебрюкин обернулся к вахтёру за поддержкой.
- Стыдобушкин, откуда взялся этот хоровод?
Вахтёр выглядывал из своего окошка и недовольно хмыкал.
- С улицы, видать, - прохмыкал Стыдобушкин. – Теперича они все с улицы берутся… Только, думаю, мальцы чего-то дельное говорят. Сказать бы чего-то надо им, товарищ Синебрюкин. Я так думаю…
- Так дайте же человеку нормальный станок! – вырвалось у Андрюхи.
Всей своей душой четвероклассника он почувствовал, что даже заводской вахтёр становится на их – правую сторону. Медленно, тяжело, неповоротливо, но становится.
Синебрюкин не ожидал такого оборота. Чтобы свои заводские и – не поддержали. Но он не растерялся. На производстве Синебрюкин работал давно, и потому научился не теряться.
- Тихо мне тут! И без истерик!
В это время вахтёр пошёл отворять ворота приехавшей машине.
- Эй, водило! Минутку, минутку! – Синебркин метнулся вслед за вахтёром к машине.
- Серёга, сэр убегает! – сообразил младший вождь.
- Товарищ Синебрюкин, - громко и спокойно произнёс Серёга вслед беглецу, - если вы не вернётесь, то мы пойдём к товарищу Длиннотелову… Так и знайте! Нам известно когда у него приёмные дни и часы…
- И проходную проходить не надо, - поддержал Андрюха.
Синебрюкин не обернулся.
Через окно Племянниковым было видно и слышно.
- Водило! – крикнул Синебрюкин, заглядывая в кузов машины.- Пруток привёз?! Шестигранник?
Водитель кивнул головой.
- В какой цех?
- В семнадцатый?
- А не в двенадцатый?
- Да что я?.. Совсем что ли?..- рассердился шофёр.
- Ну-ка, покажи накладную.
Шофёр в сердцах рванул дверцу кабины.
- Послушай, ты не Синебрюкин случайно? – сказал он.
- Синебрюкин.
- Ну-у, ясно! Слыхал про тебя. Не зря, видать, говорят: «Синебрюкин зануда, каких свет не видывал…»
- Но-но у меня! – крикнул Синебрюкин.
- На! Читай накладную и катись… Фома неверующий…
Синебрюкин читал долго. Время от времени он бросал взгляд поверх бумаги в сторону проходной.
«Ишь, выискались, - думал Синебрюкин. – Откуда-то меня знают. Школьнички пошли… Под фрезерный бы их станок, да стружку снять! А им вместо этого бесплатное образование дают… Вот и получается… Надо же, Длиннотелова знают…»
- Думает, - догадался Серёга, глядя в окно, и улыбнулся. – Никуда-то он, Андрюха, не убежит.
- Ага! – от радости у младшего вождя зачесалось ухо, и он с удовольствием его почесал.
- Ну, так что Шурики?.. – бодро сказал вернувшийся Синебрюкин. – Пора по домам расходиться. У меня производство стоит, - он посмотрел на часы.
- Шурики… - недовольно пробубнил Андрюха. – Сами вы шурик…
- Что ж, - сказал Серёга, пойдём к товарищу Длиннотелову.
- Да что вы меня пугаете Длиннотеловым?! – взбрыкнул Синебрюкин.
- Мы вас ещё не пугаем. А вот сейчас мы вас напугаем. Мы, знаете, к кому пойдём?..
- И знать не хочу.
- Мы к Почемукину… Глебу Тихоновичу…
- Чтобы к нему попасить нам даже из дома не надо выходить. Вот. Уж он-то нам поможет…
При упоминании самого Глеба Тихоновича, Синебрюкин испугался не на шутку. Но не зря он был из тех, кто никогда не теряется.
- Ступайте, ступайте, сказал Синебрюкин. – Без вас разберёмся. Идите лучше двойки свои исправляйте. Ваше дело учиться, а не совать носы в производство…
Далее Синебрюкин жевал обычную скучную словесную кашу, какую жуют, когда нечего сказать по существу.
- Так дадите Гурию Михайловичу новый станок?! – разом взорвались Племянниковы.
- Тоже мне нашли «Гурий Михайлович…» Бревнов он, а не Прутиков!.. Хам и грубиян! Идите, идите. Без вас сопливых разберёмся…
Племянниковы не поддались на провокацию, а насчёт «сопливых» сознательно пропустили мимо ушей.
- Ну, мы немного посмотрим как вы будете разбираться, - с достоинством сказал Серёга. Слова старшего вождя дышали твёрдой готовностью выйти на тропу войны. – А потом уж, - продолжал он, - так и знайте, приступим к действиям…
Дальше Синебрюкин слушать не стал. Он вяло махнул рукой и сказал вахтёру служебным голосом:
- Стыдобушкин, потом чай попьёшь. Пора бы знать, Поликарп Гаврилыч, посторонних пускать строго воспрещается.
- А я что? – ответил Поликарп Гаврилович, вытирая потное лицо большим клетчатым платком. – Я всё по службе. Как надо. Моя служба: на территорию не пускать. Я и выполняю службу. Чего ж меня корить понапрасну? Тут в проходной – вы уж сами разбирайтесь, товарищ Синебрюкин. Как положено начальству. А мальцы, может, и дело говорят, - закончил вахтёр Стыдобушкин и отхлебнул из кружки.
Он даже не слышал как Племянниковы с ним попрощались.
глава двадцать пятая
«БРЫСЬ!..» И «БРЭК!»
Серёга возлежал на диване с книжным «кирпичом» в руках. Книга была захватывающей. Но вот глаза старшего Племянникова наехали на описание солнечного восхода в весенней прерии. Это описание тут же нагнало на пятиклассника пыльную скуку. «Ну почему нельзя написать книгу нормально: без этих восходов, закатов, ветерков, веточек и птичьей болтовни? - думал он, нетерпеливо перелистывая пятистраничный солнечный восход в весенней прерии. – То ли дело погоня! Или ночная перестрелка из кольтов почти пушечного калибра на ферме «Белая Корова»! А свалка в таверне «Одноглазый Том»?! Совсем другое дело!»
Жаль, что Фенимор Купер не слышал этих Серёгиных сетований. Он бы мигом вычеркнул всё лишнее, и поблагодарил бы Племянникова за дельное пожелание.
Удручённый раздумьями над авторской недоработкой, Серёга неожиданно прислушался. В квартире стояла мёртвая тишина. Подозрительно мёртвая. Как на ферме «Белая Корова» до начала перестрелки. Серёга лихорадочно засоображал: «А где Андрюха?.. На задании?.. Так я его не посылал. Должен быть дома… И ждать приказаний».
Смутное, нехорошее предчувствие подкралось к старшему вождю. Он осторожно отложил «кирпич» в сторону. Осторожно спустил ноги на пол и неслышной походкой Зверобоя пошёл на кухню. На кухне никого не оказалось. Тишина там стояла ещё более мёртвая, чем в комнатах.
- Так, - шепнул Серёга, увидев как из ванной, в дверную щель, мирно сочится электрический свет.
«Тоже читает. Любит он у тёплой батареи устроиться…» - мелькнуло в голове старшего вождя.
Он резко рванул дверь…
В помещении, на трёхногой табуретке сидел действительно младший вождь. С огромным вниманием и любопытством он смотрел в ванну. Там, на дне её, стоял таз, наполненный водой. Там на дне таза лежали командирские часы без ремешка. Секундная стрелка часов мчалась по замкнутому кругу. Она отсчитывала последние мгновения великого любопытства четвероклассника.
Справедливо негодующая рука старшего вождя схватила мёртвой хваткой Андрюху за шиворот…
Братья завозились, как перепившиеся бледнолицые в таверне «Одноглазый Том».
Оставим пока Племянниковых на борцовском ринге, и займёмся командирскими часами. Пришло время рассказать о них.
Это были прекрасные наручные часы с тёмным светящимся циферблатом. Слово «Командирские» - было написано золотыми буквами на этом циферблате. А ещё было написано: «антиударные, пылевлагонепроницаемые».
В своё время часы были получены в подарок от отца. Одни на двоих.
Сначала братья носили их по очереди. Некоторое время соблюдалась благородная справедливость: в эксплуатации часов не было ни старших, ни младших. Ношение их проходило при полном равенстве. Справедливость существовала, увы, не долго. Однажды младший Племянников усомнился в надписи на часах, и решил испытать «командирские» на «антиударность». Проделал он это в компании с одноклассником Сашкой. Испытание проходило с помощью небольшого булыжника…
Андрюха считал Сашку верным и закадычным другом, но… тайное стало явным… Вот тогда-то храбрый испытатель «командирских» часов и потерял право на их ношение…
Теперь и вы понимаете степень вины неуёмного испытателя, которого заинтересовала на сей раз «влагонепроницаемость» хронометра.
Вернёмся к нашим братьям. В старину, в таких случаях говорили: «вернёмся к нашим баранчикам».
Казалось бы, пока мы занимались историей командирских часов, старший Племянников должен был уже выкурить младшего из ванной. Дабы уже на комнатном просторе излить всю справедливость своего гнева. Но ничего подобного! Увешанные сорванными полотенцами, давя мыльницы и зубные щётки, Племянниковы всё ещё куролесили в помещении, не приспособленном для подобных занятий.
Но вот, наконец, клубком выкатились в прихожую, из прихожей – в комнату. Здесь, в комнате воюющие стороны вскочили на ноги. Одна армия замерла напротив другой, каждая приняв боксёрскую стойку. И надо же было в такую ответственную минуту вернуться с работы матери!
Она вошла, не замеченная сыновьями. Вошла и тут же, материнским глазом, оценила обстановку. Она улыбнулась. У неё было хорошее настроение. Дело в том, что туфель, который починил сапожник Серёга, успешно прошёл все испытания.
-Брысь!.. – громко скомандовала мама, смело вставая между воюющими сторонами.
- Не «брысь», а «брэк!» - так говорит боксёрский судья. Это слово английское, - поправил мать знаток английских слов, краснолицый школьник Андрюха.
- Братцы, в чём дело? – спросила мать. Английские слова её сейчас не трогали.
- Что опять разбили, сломали или потеряли? Ну?.. Отвечайте.
Её вопрос остался без ответа. По той причине, что старший в это время приводил в порядок своё дыхание, а младший… Младший думал. Он думал с тревогой и томлением: «Наябедничает или не наябедничает?..»
Как это часто бывает в жизни, близкие люди знают друг друга порою хуже, чем чужие. Так и Андрюха до конца не знал своего брата. А Серёга, как настоящий брат, молчал. Как настоящий старший брат, он отложил намыливание шеи младшему до другого раза. Согласимся, такое решение можно назвать справедливым.
В тот вечер утомлённые Племянниковы спать легли рано. Они быстро засопели – каждый на свой лад, и углубились каждый в свой сон. Только сон им, на этот раз, снился один и тот же. Бывает такое.
Даже мать, заботливо поправляя одеяла на сыновьях, шёпотом заметила:
- Какое у них одинаковое выражение лиц… Оба насупились. Мальчишки мои, мальчишки!.. И во сне, наверное, ещё дерётесь…
Материнское сердце не ошибалось. Оба Племянниковы видели себя на боксёрском ринге. Они нещадно колошматили друг друга кулаками, обутыми в кожаные перчатки. Они входили в «клинч» (Андрюха это английское слово знал, а вот Серёга – сомневаемся) и продолжали работать короткими «крюками» снизу.
Но чтобы они сделали друг с другом, если бы не судья?!. После десятого раунда это были бы уже не Племянниковы, а какие-нибудь Кривоносовы.
Но на ринге был судья. Он то и дело мешал братьям стать поскорее Кривоносовыми.
- Брысь! – почему-то кричал специалист ринга.
- Брэк! – сердито поправлял Андрюха.
- Брысь!
-Брэк!
- Брысь!
- Брэк! Я так больше не могу! Что это за судейство?! – крикнул наконец Андрюха.
- Я тоже так дальше не могу! – выдохнул Серёга.
Племянниковы прекратили бой.
- Вам обоим будет засчитано поражение! – недовольно кричал судья в ринге.
Но Племянниковы не хотели слушать судью, который командует «Брысь!» вместо «Брэк!»
- Вон, - кивнул головой Андрюха в свой угол ринга.
- Что? – спросил Серёга.
- Вон.
Серёга присмотрелся. В красном, самом углу ринга, на помосте лежали три квартирных ключа на одном кольце.
- Наши? – спросил Серёга.
- Наши, - кивнул головой недобитый Андрюха. – Это я их потерял, - добавил он печально.
- Ты?!. – Серёгу потрясло не то, что нашлись ключи, а то, что Андрюха сознался.
- Андрюша… Брат мой младший, - потерянно произнёс старший вождь. Нижняя губа его дрожала от нахлынувших чувств.
- Ну, чего ты?.. – тоже чуть не плача спросил Андрюха.
- Ты прости меня. Что тебя я… тут… дубасю…
- Да чего там…
- Нет, прости, правда… Это я за часы, а не за ключи. Про ключи я давно забыл. А часы… Что им? Им, может, ничего не будет. Ну, будут отставать на пять-десять минут – ну и что?.. Вот только просушить их надо. Как следует…
- Не будут отставать. Им ничего не будет, - нетерпеливо заметил Андрюха.
И оба брата, старший и младший, обнялись, как две маленькие плачущие сестрёнки, у которых отобрали любимую куклу. Они обнялись, как никогда не обнимались в жизни.
Немного успокоившись, Серёга спросил брата:
- А почему ты считаешь, что часам ничего не будет?
- Я знаю. Я их уже четыре раза испытывал…
Услышав такое, Серёга грубо оттолкнул младшего вождя, крикнул:
- Брысь! – и начался новый раунд.
Новый раунд начался поздно. Ровно в 23.30 по «Командирским». Часы лежали на столе, и не смотря на неоднократные испытания, шли великолепно.
Ровно в 23.30 из автобуса №94 вышла женщина с чемоданом в руке. Свободной рукой она держала за руку маленькую девочку. В свободной руке девочки была лапа плюшевого медведя.
- Вот и приехали, - сказала женщина. Она вспомнила о письме, которое недавно получила. Это было долгожданное письмо. Но странно: почерк показался ей незнакомым так же как и инициалы «Б.Р.» в конце письма.
Женщина с девочкой и медведем шли по полутемной Процедурной улице, направляясь к дому номер тридцать два. За пешеходами неотступно следовала едва заметная тень…
В столь позднее время Мухтарка была начеку. Продвигаясь кустами, она неслышно ступала навстречу незнакомцам. «Чужие! – мелькнуло в маленькой головке Мухтарки. – Кто они? Зачем идут? Что им надо от моего дома в столь поздний час?.. Пора бы подавать голос…» Но она всё медлила. Её маленький мокрый носик жадно ловил запахи, исходящие от незнакомцев. Что-то полузабыто-далёкое и, в то же время, смутно-близкое волновало, тревожило душу собаки. И вдруг!.. Мухтарка с визгом выскочила из укрытия. С неописуемым восторгом бросилась она в ноги девочке. От девочки так знакомо пахло! Так приятно могла пахнуть только Светка Прутикова!
И даже от плюшевого медведя пахло Светкой Прутиковой.
- Мухтарочка! Милая! – девочка присела. Она всё пыталась положить свою тёплую ладошку на холодную шерсть собаки. Ей это не удавалось – Мухтарка вертелась от счастья, как волчок.
- Это я – Света! Узнаёшь?!. Мама, она меня узнала! Мухтарка меня узнала! – крикнула девочка, когда сторожевая собака лизнула её в нос, мол, верно говоришь…