Стихи и проза | Корова под куполом цирка |
|
Бабушка только что вышла из автобуса. В старческих руках она держала большую плетёную корзину.
– Видишь, старушку? – толкнул меня Толька.
– Вижу. Маленькая старушка. С такой большой корзиной. Её за километр видать.
– Старушку не увидишь за километр. Корзину только.
– А я про что?!.
– Бабушка! – подскочил Толька. – Давайте мы вам поможем. Вон у вас корзина какая! Ведь тяжело.
– Тяжело, батюшка. Ох, тяжело. В мои-то годы...
Ухватились мы за корзину.
– Бабушка, а нести куда?
– Да в тот дом, внучеки. Во-он в тот. С плиточками на боку. Сын у меня там живёт. В гостях я у него...
– Так в этом же доме наш Вадька живёт!
– А мы в соседнем.
– Вот и славно, внучеки. По пути как раз и будет. Подсобите уж...
– А квартира какая?
– Кажись девятая. У меня бумажка есть, в ней записано...
– В корзине лежал мешок. Мешок вдруг приподнялся и жалобно хрюкнул. Хоть и жалобно, да так неожиданно, что мы вздрогнули.
– Бабушка, – говорит Толька, – у вас это... мешок в корзине шевелится. Как живой...
– И хрюкает, – говорю.
– Да как же, внучеки, мешку не шевелиться? Как же ему не хрюкать, когда в ём свинёночек махонькой.
– Свинёночек?!
– Какой ещё свинёночек?!.
– Порося малое – вот какой...
– Поросёнок?!.
– Он самый. У сестры я была. В Орехово она живёт. Пристала ко мне сестра: бери да бери. Свезёшь к себе в деревню, растить будешь. И то правда – дома-то у меня одни куры да коза. Вот и получилось: не было у бабки хлопот, так купила порося. Только мне мой свинёночек задаром достался. От сестры. О-ох...
Ну, пошли, внучеки, пошли...
Несём мы с Толькой свинёночка. Ворочается он себе в мешке, похрюкивает. И корзина вовсе не тяжёлая. Так что бабушка на своих старческих ногах совсем от нас отстала.
Толька и говорит:
– Слушай, Вовка! Бабушка вон где. Давай мы к Вадьке... на минутку. С поросёнком. Вот удивится! И мы заодно на поросёночка посмотрим, какой он из себя. А?..
– Бабушка испугается. Подумает, поросёнка украли.
– Да мы мигом. Туда и обратно. Она и подумать-то не успеет, а?
– Нет, Толька. Не хорошо так, – говорю.
А он своё долдонит:
– Да мы раз, два и – готово! Вот же Вадькина парадная!
Оглядываюсь: идёт бабушка. Медленно. Совсем отстала.
– Эх, давай! – махнул я рукой. – Только быстро!
Вкатываемся к Вадьке. Корзину – на пол, сами – дышим. Глубоко дышим, потому что торопились очень.
– На помойке нашли? – спрашивает Вадька и кивает на корзину.
– Не задавай дурацких вопросов! – рассердился Толька. – Смотри давай, да нам уходить пора.
– А кто у вас там?
– Дикобраз, – говорю спокойненько. – Живой.
– Живой дикобраз? – нахмурился Вадька. – А он ручной или дикий? Если дикий, укусить может.
– Сам ты укусить можешь! – кричит Толька. – Ему дикобраза настоящего принесли, а он!..
– Да где ты видел ручных дикобразов? – говорю. – Они всегда дикие. Смотри, давай быстрее, и мы уходим.
Вадька нагнулся над корзиной. Тут поросёнок ка-ак взвизгнет. Вадька так и отлетел на три метра в другую комнату.
– Дикого дикобраза по квартирам таскаете! – кричит оттуда. – Делать вам больше нечего! Вы бы ещё тигра в мешке принесли!
Тут мы с Толькой чуть со смеху не умерли.
– Эх, ты-ы!.. – говорю. – Смотри, кого испугался!
– Достал я свинёночка. В руках держу. Толька за ушами чешет его. А у поросёнка тельце белое, гладенькое. Весь он такой чистенький. И даже розовый чуть-чуть. Пятачок маленький, круглый и мокрый. На Вадьку смотрит – «Хрю-хрю...» Мол, дайте мне храбреца разглядеть. Того самого, который меня за колючего дикобраза принял.
– Поросёнок!!. – закричал Вадька, и полез к нам обниматься.
– Ишь, разлетелся, – отпихнул его Толька. – Всё. Показали и – хватит. Некогда нам. Суй, Вовка, его обратно в мешок.
– Да вы что?! – кричит Вадька. – Я же его разглядеть как следует не успел! Дайте хоть дотронуться! Хоть пальцем!..
– Отстань, – говорю. – Нас бабушка ждёт. Нам некогда.
– Ага! Заврались! Сначала про дикобраза придумали! Теперь про какую-то бабушку!..
Заталкиваем с Толькой поросёнка в мешок, а Вадька у нас его из рук вырывает. Прямо сбесился человек.
– Что вы делаете?! – орёт. – Такое мелкое создание в мешок?! Да оно же через полчаса сознание потеряет в мешке вашем! Так только разбойники, гангстеры и террористы всякие делают!..
Ну и... вырвался поросёнок. Понятное дело. Вырвался да как начал носиться по комнатам. Ещё с каким визгом. Конечно! Когда трое за ним гоняются. Да ещё с криком и топотом.
И когда мы наконец его поймали, то у Вадьки в квартире всё что стояло, висело или на полках лежало – всё это на полу оказалось. Прямо руины кругом, а не квартира.
Выскакиваем на улицу. Вадька за нами увязался.
Кинулись в одну сторону, в другую – нет бабушки. А ведь так медленно шла! Что делать?
– Идея! – кричит Толька. – Идея! Вовка, в девятую квартиру! За мной!
Молодчина Толька, запомнил.
Звоним в девятую. Открывает худенький мужчина в очках и в подтяжках. Мы ему так, мол, и так... А он:
– Дуся! Слышишь меня, Дуся? Тут дети поросёнка принесли. Нам не надо? Нет? Нет, дети, спасибо, не надо. А кур у вас нет?
И Толькина память не помогла.
Стоим мы с корзиной, как дураки у разбитого корыта.
– Бабушку надо искать планомерно, – говорит Вадька.
– Как это планомерно?
– Так. Начать с первой квартиры и – пока дом не кончится. Это и будет планомерно.
– Придётся планомерно, – хмуро сказал Толька и посмотрел на огромный Вадькин дом.
Что говорить, ходили мы из квартиры в квартиру, как в воду опущенные. Но вот зашли к одной маленькой девочке.
Она как услышала про поросёнка, так и заплакала.
– Мамочка, – проливает слёзы в три ручья, – миленькая, возьми бездомного поросёночка. Я его жалеть буду. Любить буду и купать. Очень-очень. Ну, мамочка...
– Наташенька, пойми, – стала объяснять ей мама, – это чужой поросёнок. Он не бездомный. Он бабушкин. Ребята ищут бабушку, чтобы вернуть ей поросёнка.
А Наташенька опять:
– Мамочка, ну мамочка... Я буду поросёнку бабушкой. Вот увидишь, я буду хорошей послушной бабушкой. Даже старенькой сделаюсь, вот посмотришь. Пусть мальчики мне его оставят...
Уж так она убивалась и плакала, что у меня в носу защипало. Сначала защипало, а потом он немножко распаялся.
Тут и Толька не выдержал.
– Достаньте свинёночка, – говорит. – Пусть она его погладит.
Стоим все трое, смотрим как она его гладит, сами носами хлюпаем. Ещё бы. Почти весь дом обошли, а бабушки нет и нет.
– Эх, Наташка, – сказал Толька, – оставили бы тебе поросёнка, да нельзя. А бабушку его мы всё равно найдём. Так и знай.
Закончился Вадькин дом, и мы направились к нашему. Решили взяться за него планомерно.
У нас уже и ноги заплетались, и языки заплетались. А наш свинёночек уже не визжал, а только слабенько похрюкивал. С горя, конечно. Мы тоже – все охрипли и осипли. У меня, к тому же, ещё и палец разболелся от этих дверных звонков. Под конец я в их кнопки с закрытыми глазами попадал. Попадал так, между прочим. Будто какой-нибудь мастер спорта по звонкам.
И вот звоню.
Открывают.
– Тётенька, – говорю, – не у вас бабушка поросёнкина живёт? Скажите, пожалуйста. Пожалуйста, нам про бабушку что-нибудь утешительное скажите. Про свинёночкину бабушку. А то мы её ищем-ищем...
– Ищем-ищем, – хрипит Толька.
– Ищем-ищем, – сипит Вадька.
– Вова!.. Что с тобой?!.
И тут я понял, что это не какая-нибудь тётя или гражданка, а моя собственная мама.
– Входите скорее! На тебе же лица нет!
– На них тоже, наверно... лица нет, – с трудом киваю на Тольку с Вадькой.
– Все входите! – сказала мама.
Тут Вадька всё и рассказал. Про все наши горести и мытарства.
– Понятно, – сказала мама. – Вот что, ребята, ступайте все по домам.
А ребята мнутся, не хотят расставаться с поросёнком. Но мама сказала, что всем надо придти в себя. И поросёнку тоже. Только тогда и ушли.
Мама достала поросёнка.
– Вовка, – говорит,– срочно беги в магазин за молоком!
– За каким ещё молоком? – отвечаю с хрипом и сипом. – Про какое молоко ты говоришь, когда я такой обессиленный? Видишь, даже со стула встать не могу.
– Молоко нужно для поросёнка. Он же голодный.
Тут у меня, откуда не возьмись, поднабрались силы. Ну, раз такие дела.
– Для поросёнка я побреду. Давай бидон.
И я пошёл.
Достали мы у соседей соску. Накормили поросёнка из бутылочки. Потом почесали ему спинку и брюшко. Он и захрапел в своей корзине. Тихо-тихо. Только иногда повизгивал, как щенок. Видно от дурных сновидений.
Пришёл папа.
– Ну, братцы, – смеётся, – какое я сейчас объявление прочёл! Не поверите.
– Тут тебе Михайлов звонил, – сказала мама. – Просил позвонить, как придёшь.
– Хорошо, сейчас. Так я насчёт объявления. Тут у нас на столбе у остановки. Словом, потерялся поросёнок вместе с мешком и корзиной.
– Поросёнок? – улыбнулась мама.
– Ну да. Дожили! Поросят стали терять. Понимаю – собаку. На худой конец – кошку. А тут – поросёнка. Не иначе как кто-то подшутил. Правда, адрес указан...
В это время из кухни выскакивает поросёнок. Он выбежал в коридор и уставился на папу озорными выспавшимися глазами. Мол, кто это ещё пришёл: свой или чужой?
– Дела-а, – сказал папа. Он даже не удивился. – Пока я на работе, вы, значит, собаку завели...
– Да какая же это собака? – говорит мама.
– Вижу, что не собака. Даже догадываюсь, что этот Хрюша не из телевизора, а из того самого объявления...
Папа посмотрел на меня.
– Твоя работа?
Я кивнул головой.
– Понимаешь, папа. Тут всё так получилось. Само собой получилось. И нечаянно...
Зазвонил телефон.
Папа поднял трубку.
– Привет, Борис Васильевич. Пришёл. Только собрался тебе звонить, а тут... свинью подложили. Здесь, дома. Натуральную чужую свинью. Ну, свинья – не свинья, так... свинёночек. Живой поросёнок, одним словом. Вовка. Откуда приволок, пока не знаю.
Поросёнок бегал из кухни в комнату и – обратно. Он резвился, будто радовался, что про него по телефону говорят.
– Теперь-то веришь? Слушай, как копытами по полу цокает, – сказал папа в трубку. – Прямо не поросёнок, а дама на каблуках.