Стихи и проза | Геростратова слава |
|
Мечтатель
Мировая литературная классика немыслима без просторной галереи мечтателей. Если войти в эту галерею, взглянуть вправо и влево, даже совсем не внимательным взглядом, то можно заметить. Что авторы не пожалели для своих героев ни холста, ни красок, ни кистей. Если не лень будет взглянуть чуть повнимательней, то можно будет заметить, что большинство героев находится в горизонтальном положении.
Но почему? Спросите вы. Если, конечно, не лень будет задуматься. На это классика не отвечает. И, таким образом, вопрос этот, может быть и не совсем праздный, повисает в воздухе. И висит до сих пор во всём своём неприглядном виде. И это в то время, как всё объясняется самой простой геометрией.
Сам предмет геометрии, имеющий под собой многовековое основание, позволяет предположить, что на один квадратный см. мечтателя в горизонтальном положении приходится значительно (и по весу, и по объёму) мечтаний, чем на один квадратный см. вертикально стоящего. Благодаря не этому ли существенному обстоятельству, в легендарные изображения вписались лежаки всех систем и времён? Вплоть до нашей современной брезентовой раскладушки...
Аристарх Менделевич Собутылкин возлежал на диване. Он возлежал и курил сигарету «Памир». Мечтания снисходили и окутывали Аристарха, как дым куримой сигареты. Правда, мечтания сии были примитивны по своей сути, как наскальные изображения по своей форме:
«На свете. В каком-то океане. Где глубоко, мокро и берегов не видать. Есть таинственный остров. Под названием Мэйкмоней. Почти никто об нём ничего не знает. Его и на картах-то не видать. Потому что если поставить на карте карандашом точку, так этот остров исчезнет на нарисованной равнине. Знаю об этом острове я и ещё кто-то. Не более восьми – десяти человек. На всём белом свете. И мы пользуемся этими знаниями только тогда, когда нам позарез... – и Собутылкин провёл пожелтевшим от никотина пальцем по кадыку. – Я иду к морю. Разумеется, в пределах наших границ, чтобы, значит, без всяких нарушений. В руках у меня бутылочка из-под «Солнцедара». А в бутылочке простая записка. Она и написана-то простым карандашом.
Люди ходят мимо. Ходят в дураках, ничего не подозревая. Ковыряют палочками, выброшенный приливом ил. Ищут крупинки янтаря или какие-то дурацкие раковины. Найдут такую крупинку и счастливы до самой задницы... Некоторые, пообразованней, увидев меня и рассмотрев, решают: надо же – такую дрянь пьёт... А я... а я бросаю свою бутылочку изо всех сил подальше от берега. И кудрявые волны подхватывают её. Плыви моя записочка. Плыви, милая. В тебе всё просто и ясно: «Срочно нуждаюсь в пяти ящиках 25-ти (двадцати пяти) рублёвыми бумажками. Собутылкин».
Вот я провожаю взглядом заветную бутылочку. Пока она не скроется в туманной дали. Я знаю по опыту, что всё в порядке. Но тягостная дума тревожит меня. Вдруг она с трещинкой. И волной её может разбить. Особенно штормовой. Хоть стекло у «Солнцедара» толстое... И потом, трое суток я её перед забросом проверял и рассматривал тщательнейшим образом».
И пока бутылка неуклонно подвигается в направлении, желаемом нашему герою, следует сказать пару слов о нём самом.
Он работал киномехаником в кинотеатре «Передовик». За свою долгую киномеханическую жизнь он пересмотрел огромное количество лент. Все они дышали, на него и на зрителей- современников, культурой. Разными нужными знаниями. Аристарх же, в отличие от современников, мог увидеть любую ленту прямо у себя дома. Прямо не вставая с дивана. И при этом в совсем новом варианте. Без всякого кинопроектора... Если бы его видения открылись режиссёрам и сценаристам тех картин. О, тогда бы эти люди доживали свой век в жёлтом домике... Сущий мрак. Нет уж... Вернёмся лучше к видениям нашего героя:
«Наконец получаю. Телеграмму. «Все готово тчк. все порядке тчк. встречайте тчк. воздухе тчк. М» Дошла родимая!! Скорее! Скорее!.. В аэропорт. Вот подлецы. Подгадили всё же. Ведь договорился с ними. А теперь упираются – не хотят подниматься в воздух. Бастуют ханурики! А ведь договорились: полтора ящика армянского коньяка на брата и по роскошному букету каждому для жены. Не хотят! Артачатся! А ведь только подняться в воздух. Уговариваю со слезами... Сходимся на двух ящиках и двух букетов на нос. Второй-то пилот... И жены нет, а давай ему два букета. Ладно. Иду и на эти жертвы. Поднимаемся незаметно. Чтобы большое начальство авиационное не заметило. Поднимаемся ночью. Кружим над городом. Где же он? Не видно. А время идёт. Пилоты начинают роптать. Грузчики тоже, хоть и в стельку упоены. Пахнет восстанием. Я во все глаза смотрю в иллюминатор. Вон! Вон!! Летит!!! Летит дорогой... Тяжело летит что-то... Наконец-то! Стыкуемся. Открываем свои ворота. Там у них – уже открыты.
– Собутылкин?
– Да!
– Аристарх?
– Он самый.
– Менделевич?
– А то кто же... Обижаете...
– Плюйте в баночку, щас проверим в лаборатории.
– Ну вот, опять не доверяете... Сколько можно...
– Мы же вас не портретами вождей и передовиков снабжаем...
– Получайте.
– Вот это мужской разговор! – а в голове мелькает: «В баночку плюнул удачно...»
Грузчики принялись за работу. Пришлось им виски нашатырём тереть. Для более интенсивного протрезвления... Очухавшиеся орлы бойко вытаскивают из чрева самолёта, лежащего в параллельном курсе, драгоценные ящики.
Уже хотим разлетаться, вдруг выясняется, что мои усатые орлы прихватили лишний ящик. Стырили всё же... Там у них на борту паника. Заскакивают к нам, проверяют и точно – лишний ящик. Я, конечно, против. Не хочу отдавать. Ящик-то уже на нашем борту, и не хрен... Вдруг вижу: он с деньгами, но только с турецкими! Быстро соображаю: зачем они мне? Приказываю усачам вернуть его. С джентельменами будем джентльменами…
Приземлились наконец. И пошло... Ящик уходит на расплату с помогавшим персоналом. Надо, ничего не поделаешь...
То и дело натыкаюсь на излишне любопытных – всё хотят вынюхать что-нибудь противоправное. На каждом шагу голову морочат выяснениями. Одних посылаю на три буквы, другим объясняю, что это апельсины из Морокко. Иные начинают приставать: что за Морокко и с чем его едят?.. И скоро ли они там у себя построят социализм? А тут проблема. Куда?.. Куда деть? Хочу сначала закопать под соседним детским садиком. Потом доходит. Дети. Они ведь докопаются до чего и взрослым не докопаться. Не подходит.
Направляюсь в простую сберкассу. Замечаю оконные решётки. Вижу – лишь гвоздями крепятся. Не прочно. Но где наша не пропадала. Захожу. Никто на меня и внимания не обращает. Подумаешь, мол, пятнадцать рублей притащил. Вложить торопится. Незаметно спрашиваю работника:
– Тайну вклада сохраняете?
– А как же, – говорит. – Доставайте бумажник...
– Эх, вы, – говорю, – кроме бумажников ничего и не видели. Да у меня почти пять ящиков. И не пустые...
У них слюни потекли, как услышали.
– С деньгами?
– Не с помидорами же. Мне только надо особое специальное подземелье в личное пользование.
– Есть у нас такое. Чур, за ящик!..
– А вы знаете какими там купюрами?
– Не-ет.
– То-то... Тогда и четверти ящика – с вас сойдёт.
Осматриваю помещение. Темно, грязно. Мыши бегают. У крыс на посылках. И ни одной кошки. У них, оказывается, и под землёй полное безобразие. Бардак, словом. А ведь тоже вроде борются, перевыполняют...
– А гарантия на сохранность ящиков в целости даёте? – спрашиваю.
– А как же!.. Можем гарантировать гарантию.
Не плохо, – думаю. А сам нанимаю двух верных и преданных нашему общему делу специалистов. Один – ящики через каждые два часа считает. А другой – на счётах полученное количество через каждые два час откладывает.
Ящики устроил. Начинаю жить.
Автомобиль. Что такое автомобиль?! Тьфу! Вон у них там каждый безработный на автомобиле...
Нет. Я покупаю трамвай. Крашу в зелёный цвет. Для общего пользования – красные, а мой – зелёный. С жёлтыми цветочками. Строю свои трамвайные линии по маршруту: кинотеатр (без работы нельзя – жизнь некрасивой получается. Да и в тунеядцы могут зачислить) – магазин – пивной ларёк – сберкасса – дом. Трамвай заезжает прямо под дом, и лифт меня опускает прямо в трамвай...
Новая моя жизнь начинает мозолить глаза всяким газетчикам, радио и телевидению. Они то и дело сочиняют сенсации. Например: «...сегодня трамвай Аристарха Собутылкина опоздал к началу сеанса в «Передовике» на 7,2 минуты. По этому поводу недовольные зрители выразили протест. Он выражался в том, что во время сеанса они все, как один, сидели в шапках». Или: «...вчера в 20.00 по местному времени двое молодых людей пытались угнать зелёный трамвай А. Собутылкина. Будучи задержанными, виновные в угонянии оправдывали свои действия тем, что хотели скорее оказаться у пивного ларька, где их ждали такие же собутыльники. Между прочим, именно эти же собутыльники в недавнем прошлом пытались ограбить одну из сберкасс. Впрочем, у них тогда ничего не вышло. Теперь посмотрим, выйдет ли в недалёком будущем...»
Жизнь прекрасна. За исключением одного. Дети при встрече кричат пискляво и пронзительно: «Аристарх, прокати на зелёном трамвайчике!» Вот что значит только однажды прокатить одного.
Что дети?!. Дамы виснут на подножках трамвая, не сообразуясь ни с какими приличиями. Избавление от полчищ дам требует огромных финансовых затрат... Самые ловкие из них норовят охмурить могущественного владельца трамвая. Плетут тонкую паутину интриг. А борьба не только с паутиной требует всё больших денежных затрат... Тем более что и жена из себя уже вообразила чуть ли не английскую королеву. Так и тянет из него жилы: давай да давай...
Иногда просыпаюсь в холодном поту. Чёрт его знает, какая будет следующая бутылка. Вдруг с трещинкой... Или вдруг неудачно плюну в кружечку... А ведь и такое может быть: получаю ящики, а в них одни плакатики с призывами к Первомаю или к 7-му ноября. Со всякими призывами выполнять планы на си-сю-ся процентов... Или какие-нибудь красочные графики, отражающие Борьбу Борьбы с Борьбою...»
Внутренне ужаснувшись от последней мысли, Аристарх всё ещё оставался во власти своих жарких мечтаний. Он даже не заметил, как стряхнул с кончика сигареты пылинку огня. Пылинка упала на диван и медленно готовилась превратиться в очаг самого банального пожара. Но тут Собутылкин высвободил из-под головы затёкшую руку и непроизвольно положил её рядом с собой. Как раз прямо на будущий очаг. Это обстоятельство, разумеется, через некоторое время вернуло Аристарха из эмпирей на землю. Послюнявленным пальцем были приняты решительные меры, после чего взор Аристарха обратился на самого себя. Но так как он находился в горизонтальном положении, то перед ним предстала собственная нога. Она лежала на диванном валике. Завиднелся большой неаккуратный палец с ногтём сомнительной чистоты. Он выказывал свою беспардонность сквозь отверстие, проделанное им в носке. Должным образом оценив угрозу, исходящую из небольшого отверстия в носке, Аристарх встал с дивана и направился в соседнюю комнату. К жене. Сообщить ей эту небольшую, но малоприятную новость.
30.01.72