Стихи и проза | Геростратова слава |
|
Сновидение
Два учрежденца только-только перекусили в своей столовой котлетками величиной со щедрые фрикадельки. К котлеткам, между прочим, прилагались несколько подсушенные макароны. Напоминали они легко гнущиеся, словом, недоброкачественные гвозди.
Перерыв ещё не был исчерпан, и потому Кутерьма Альфредович Могилкин, лаская рукой плюшевую поверхность коридорной батареи, обратился к Мухтару Дормидонтовичу Заворот–Кешокову.
– А я вас видел... – загадочно улыбаясь, сказал Кутерьма Альфредович.
– Вы меня и сейчас видите сквозь свои очки. Что в том примечательного?
– Разумеется, в том, что я вас сейчас вижу точно таким, как два года назад, ничего особенного нет. Но вот минувшей ночью я вас видел во сне. Представляете?..
– Во-первых, я не какая-нибудь кинозвезда. И даже не банальная девушка, чтобы меня по ночам разглядывать. И, во-вторых, ну что вы там интересного могли увидеть, когда у нас с вами всё одинаковое. И оклады, и размер профсоюзных взносов, и семейное положение, и отпуска – в одно время третий год подряд.
– Да нет... Помните свой технический отчёт по работе КЛ-2... Вам его надо было ещё представить самому Коробею Семёновичу, а он у вас оказался в неприличном виде. Помятый и некоторые листы порваны.
– Ну, помню. Подумаешь, какой-то хам в автобусе сел на мой портфель. Всё как в жизни. Бывает и такое...
– Так вот. Я видел вчера, что всё это было не так.
– Как это не так?!.
– Ну, это же во сне...
– Ладно. Чёрт с вами! Врите дальше.
– Я не вру, я рассказываю всё как видел. Своими глазами. Вышли вы из дома в то утро какой-то не обычный...
– Шнурки на ботинках что ли были развязаны?
– Не только. Понимаете...
– Без пиджака что ли?
– Да, без пиджака и...
– Без рубашки и без галстука?
– Без рубашки – верно. Но галстук на вас был. Серый с красными звёздочками. Помните, как-то на собрании вам ставилось в вину, что ваш галстук слишком напоминает флаг весьма не дружественной нам страны... Что это не патриотично и т.д.
– Ну, было, было. И вы меня тогда ещё тоже лягали. Но я же осознал. Я же исправился!..
– Ещё бы вы не осознали и не исправились бы!.. Не перебивайте. Я сейчас о другом...
– Гм... Постойте. Это я-то так вышел на службу?!.
– Я вам объясняю русским языком. Вы вышли так в моём сне. Не хотите слушать, что было дальше – как хотите.
– Ну, ладно, ладно. Врите дальше. Что там дальше-то было?
– Ну вот. Едете вы в автобусе. Идёте по улице и думаете только о своём отчёте. Как отнесётся к нему Коробей Семёнович. Идёте так, углубившись в себя, и не замечаете, что на вас люди смотрят со всех сторон по-разному... А всё дело в том, что вы идёте себе в одних трусах. Портфель при вас, галстук – на месте тот самый... И по времени вы не опаздываете. На улице теплынь, лето красное и вам совсем не плохо. Вы даже один раз улыбнулись каким-то своим мыслям. Наверно, вспомнили удачный тезис из отчёта. Что говорить, отчёт был сделан толково. За исключением нескольких шероховатостей...
– Ну, ну... Дальше-то что? – тяжело икнув, перебил Мухтар Дормидонтович Заворот-Кешоков.
– Ну, что дальше. Вы идёте. Всё нормально. Только у вас резинка лопнула...
– Какая резинка?
– На трусах, Мухтар Дормидонтович, на трусах. Говорю чистую правду: всё это стоит перед глазами, как сейчас...
Заворот-Кешоков нахмурился и потёр щеку, соскучившуюся по электробритве.
– Но вы ничего. Вы молодец, – продолжал ковать железо Кутерьма Альфредович. – Вы ничего не замечаете. Трусы упали. Вы через них переступили и идёте дальше. Как говорится «с обнажёнными чреслами». Тут к вам подходит молодой человек и предлагает нести портфель впереди себя. Вы долго не можете понять, чего он к вам пристал. Наконец поняли. Вам стало жутко. Волосы ваши встали дыбом. По спине поскакали мурашки, – на сей раз тяжело икнул сам рассказчик. После чего продолжал: – Вы заметались. Заскочили в ближайшую подворотню. Раскрыли портфель. Но там запасных трусов не оказалось. Там вообще ничего не было кроме бумаг отчёта и очёшницы с очками. Единственная мысль, которая хоть как-то вас согревала в эти минуты отчаяния, была: «Хорошо, что это случилось со мной не на Первомайской демонстрации. Когда мы все дружно и весело проходим перед трибуной, с которой нас приветствуют указующие и направляющие ответственные товарищи...» Словом, другой бы на вашем месте совсем бы голову потерял, а вы нет. Не зря вас согревала выше приведённая мысль... Вы взяли и из листов отчёта и скрепок соорудили себе подобие интимного белья... И побежали. Прибежали с небольшим опозданием. А вас уже Коробей Семёнович второй раз вызывает к себе с отчётом. Наконец вы явились. При виде Коробея Семёновича засуетились. Стали снимать с себя печатные листы. Стали их разглаживать и складывать по порядку. Только сложили, вдруг вспомнили... Тут же в панике стали дрожащими руками мастерить набедренную повязку снова. Соорудили. И так и застыли. В форме африканского воина. Коробей Семёнович поздоровался с вами, не отрываясь глазами от срочных бумаг, «Ну-сс», – говорит. А вы: «Извините великодушно, Коробей Семёнович. Так уж получилось. Отчёт весь на мне». «Как на вас?» – спросил он и посмотрел на вас. «А-а... – говорит. – Понятно. Новая форма подачи материала... Ну-ка, повернитесь, чтоб я прочёл первые тезисы вашей работы...» Тут будильник затрещал. Я проснулся, и чем кончилось – не знаю.
– Да-а... – задумчиво сказал Мухтар Доримидонтович. – Я от вас такого не ожидал... Так опорочить старого коллегу и товарища...
– Ну что вы так?! – возразил Кутерьма Альфредович. – Это же глупости – сон. Сами знаете, какая чертовщина иной раз приснится. Тут впору посмеяться и забыть.
– Да-а... не ожидал... А ведь под соцобязательством моя подпись стоит рядом с вашей... Не ожидал... – тяжело икнув два раза подряд, сказал бывший африканский воин. – Раз так, Кутерьма Альфредович, то я вас и не таким ещё увижу... Уж тогда, как говорится, сочтёмся славою...
И если два сослуживца отправились на перерыв рука об руку, то теперь они возвращались на расстоянии поссорившихся друзей.
Мухтар Альфредович сел за свой рабочий стол. Придвинул деловые бумаги и потянул ящик стола. Там у него лежали карманные часы и зеркальце. На часы он взглядывал, чтобы узнать сколько осталось до официального перекура или до обеда, или до конца рабочего дня. Но чаще он заглядывал в зеркальце. Коробей Семёнович мог вызвать к себе в любую минуту. Хотелось выглядеть пристойно.
Заворот-Кешоков смотрел на себя в зеркальце без всякого удовлетворения. Неожиданно он увидел аккуратно сложенную бумажку. До обеда бумажки этой не было. Мухтар Альфредович взял её в руки и стал разворачивать. Делал он это долго, так как бумажка была свёрнута в тридцать четыре раза. Мухтар Альфредович даже покосился по сторонам: не следит ли кто за ним...
Наконец развернул. Это была записка. «Дорогой мой Мухтарушка! Случайно узнал, – прочёл он, – что Коробей Семёнович (этот наш Карабас-Барабас) подписал приказ о твоём увольнении. Крепись, друг и коллега! И не выдавай меня ни за какие коврижки. Твой самый верный друг и товарищ по производству – Толик Губошлёпов».
Первое, что пришло в голову: «За что?..»
И действительно, дорогой читатель, за что?..
19.02.72