Стихи и проза | Цепи одной литые звенья |
|
2. Бремя жизни и бремя тщеты
И жизнь движением своим
всё чаще в круг свой вовлекала,
и сопрягала по лекалу
утраты с небом голубым…
Наша память, штрихи храня,
коль не вышли ещё из круга,
даже предавшего нас друга
возвернёт на круги своя…
* * *
О, человек!
Он медлит огорчаться.
Пусть краток век, –
пока не попросили, –
он как Самсон
на удочку Далилы
готов идти
и снова попадаться.
* * *
Живем, не ведая на чем
споткнемся, упадем и канем
не оценив почем тот камень, –
последний лиха фунт почем.
То – безрассудство,
может быть,
как вера в тайну
ворожбы.
Что делать? –
нам не позабыть
и до последней
смутной грани,
что кровь тепла в нас
и багряна.
* * *
Кто бремя счастья замечает?..
Они легки – его оковы.
И сам собой приходит повод
поверить в крылья за плечами.
Как многое тогда ты можешь –
тростинка мыслящей души!
И даль вершин не устрашит –
ты дерзко в храм ступаешь Божий.
…Поздней искать свою вину
начнешь словами: «Как случилось?..»
что с неземною – вящей силой
невольно счастье оттолкнул.
* * *
Ты приедешь –
обнимемся крепко.
Это счастье, что есть
перекрестки…
Знаем оба,
как это не просто –
как штандарт выгорает
на древке,
как тупятся мечи
о щиты –
время дела
и время тщеты
никогда не умело
щадить…
Но в стаканах колышется влага
не затем, чтобы дружбу оплакать.
* * *
Упомяну в своей молитве
я имя тихое твое.
Не поросло оно быльем
и как счастливое наитье
оно нисходит на меня
и ненавязчивое греет.
Я только чувствую: теплее,
и рад тепло его принять.
Какое счастье: издалёка,
издалека – оно ко мне
придет, чуть слышное во сне,
и робко встанет у порога;
и наяву, когда тоскливо,
ко мне приходит слезы лить,
со мною думать «Как же быть?..»
и ждать ответа терпеливо.
И если радость –
с нею слитны
все звуки имени того,
и воскресают не впервой
они в словах моей молитвы.
* * *
Я посмотрю на дальний берег,
тебя забуду и его,
когда наступит торжество
не сожаленья о потерях;
когда гармония мечты,
чураясь резких переходов,
вольётся в канувшие годы
сияньем солнца налитых.
Вы оба там. Я стану ближе:
«Видение не исчезай!..
Храни их чистыми – глаза,
какими больше не увижу».
* * *
Нахрапом музыка их брала
и, выбивая пыль подушек
из глаз и душ полупотухших,
во лбы стучалась, как в забрала;
то вдруг сухими, без помады
губами оркестровой ямы
урок нашептывала на дом –
и так меняя
гнев на милость,
насущным хлебом
становилась.
* * *
Туман над Ригою стоял.
К Двине полой его прижата, –
ждала весенняя регата
сухой – ракетницы сигнал.
Ракета. Резкий поворот
руля и… парус белый сник,
но тут же – в следующий миг
он воздух в легкие берет;
до пенья напрягая ванты,
он выгибается дугой
и с той же ловкостью другой
подставил струям горьковатым
свое упрямое крыло.
…У рулевых в руках удача!
А там –
в толпе –
пускай судачат
о тех,
кому не повезло.
У ДОСТРОЕЧНОГО ПИРСА
Вы видели как делается корабль?
Он покинул эллинг,
он спущен на воду,
он стоит у стенки
и связан с нею
десятками кабелей и шлангов.
Ему еще предстоит
учиться ходить по волнам,
а пока…
…Краны заваливают
верхнюю палубу
большими и малыми деталями.
Люди, как муравьи,
растаскивают эти горы,
водворяя каждую деталь
на свое место –
только клацают гаечные ключи,
сжимаемые масляными руками.
…На еще не крашенном кнехте
сидит работяга.
Он шелестит
пачкой своих нарядов,
не хватает одного –
за сверхурочную работу.
Он озадачен,
что-то прикидывает в уме.
Но вот его окликают,
он прячет бумаги в карман,
медленно поднимается.
…Из серебряного колокола
репродуктора
доносится:
«Проба, проба, пробочка!…
Раз, два, три!..»
И вдруг на палубу
низвергается водопад страданий
паяца – Джильи,
водопад перекрывает голос
гудящего, строящегося корабля.
И лишь пожарники,
в серых не мнущихся робах
мрачно сидят, покуривая,
в отведенных для курения
местах.
МОЛЬБА
Токарю, пахарю, пекарю,
плотнику и маляру,
в белом халате лекарю,
вахтенному – на ветру;
всякому, кто добывает
хлеб свой насущный в поту,
редкому, – кто хватает
дерзкую мысль на лету;
девушке в жаркой постели,
не полюбившей пока,
матери – у колыбели,
женщине – у очага;
спящему сладко младенцу
у истока пути,
выкинувшему коленце
площади посреди;
дереву, зверю и птице,
волглой травинке лугов,
жаждущему напиться
нежности родников;
сильным душой и ранимым,
павшим и чающим встать,
каликам и пилигримам,
бредущим на солнце и вспять;
жертвам злобы и мести
памятных горечью дней,
гордым невольникам – чести
не уронившим своей;
тем, кто слывет милосердным,
молча творящим добро;
самоуверенным фертам –
занятым только собой;
всем, обучавшим живому
в радости: вот ученик!..
И безнадежно больному
в тот подступающий миг…
Их, кому плыть до итога,
Господи, благослови! –
Каждому дай хоть немного
Веры, Надежды, Любви.
* * *
У зеркала
не богатое воображение
дряхлой душе
оно не способно
придать
более глубокие морщины
чем те
что оно отражает.
* * *
К К К
Твоя фантазия причудлива. Она
как неженка – опасна ей простуда,
когда задует в форточку оттуда,
где в подворотнях жмется тишина;
где по трамваям тычутся в газеты,
смеются, плачут, платят за билет,
где не попасть обычно на балет,
где кто-то в гневе требует кареты;
где пишут пулю, молят о любви,
очки втирают и втирают мази;
где кольцевыми пролетают МАЗы
вдали от нас, но ты… ты говори.
Витай, безумный, в облачных химерах,
та жизнь придет когда-нибудь сама
и изощренность тонкого ума,
к стыду ее, не сыщет в ней примера.
* * *
Тогда… ночевки на вокзалах,
гоненья милиционера.
…Струя из урночки фанерной,
дымясь, наружу выползала;
я выходил на холод ночи
и, ежась, сонно поднимал
глаза на серенький вокзал,
где не теплее, между прочим.
И удаляясь от него,
ступал по улице безлюдной,
тоску безмолвствующей лютни
прикрыв холодным рукавом.
Как не бывало сна. В упор
смотрю туда. Над тенью прясел
и надо мной – душе так ясен –
звезды с звездою разговор.
* * *
Ты посмотри: на Малой Невке
спортсменов смуглые тела,
на старт весна их привела,
и флаг колышется на древке;
И мышцы рук напружены,
сосредоточен каждый мускул,
и «Победить!..» – во взоре тусклом
читаем мы со стороны;
и резкость погруженья весел,
мельканье мокрых лепестков –
напор, не знающий оков,
их вдаль стремительно уносит;
и юноши с глазами неба
к коленям подбородки гнут.
…Какое счастье: вижу тут
не помнят… очередь за хлебом.