Стихи и проза | В небе брёвнышко летает |
|
ДУМАЛ–ДУМАЛ И РЕШИЛСЯ
Я со стула раз свалился.
И покуда вниз летел,
Думал-думал и решился
Переделать кучу дел.
Взял и бодро вымыл ложку,
Причесался неспеша,
Чистой ложкой, съев картошку,
Приступил к мытью ножа;
Откупорил пепси-колу,
Замочил на суп горох,
По «труду» трояк из школы
Между делом приволок;
Дал коту овсяной каши
(Рыбы нет у нас давно),
А потом мы с тётей Дашей
Сыгранули в домино;
Дал соседу карту Мира,
Показал, где клад копать… –
Навертел таких мне дырок,
Что и карты не узнать…
Вон пожар!.. Лечу сторонкой…
Вдруг одна моя рука
Из огня спасла девчонку,
А другая – старика!
Вот и – всё. Что мог, – то сделал.
Человечеству привет!
Наконец врезаюсь смело
В ненатёртый наш паркет.
Тут родня бежит со стоном,
Перемокшая от слёз:
«Не доделал кое-что он!»
«Кое-что он не донёс!..»
«Трудовых побед не густо!..»
«Ах, стаканчик не домыл!..»
«Ах, зачем в ведёрке мусор,
Уходя не захватил?!.»
КУЛЕБЯКИН
Кулебякин, Кулебякин –
Ну, профессор кислых щей!..
Говорит: «Во сне собаке
Снятся залежи костей».
Что домам без крыш – прохладно,
Мокро в озере – воде,
Что стреляет дверь парадной
Громче ночью – в темноте.
Если кто свалился с неба,
Уж не свалится с земли, –
Станет толстым, если с хлебом
Будет лопать кисели.
Что забьёт гвоздей, хоть тыщу,
Молоток всего один,
Что пригоден людям в пищу
И банан и апельсин.
Ну, а съев две ложки соли,
Выпьешь три ведра воды…
А зимою в чистом поле
Встретишь чьи-нибудь следы…
Уважаемый профессор
Вслух заметил как-то тут
Факт, достойный интереса:
«Турки в Турции живут…»
СВИСТУНЫ
Два слона шатались по газону.
Солнышко… Цветов половички…
Шатунов и усиком не тронув,
Бабочки порхали и Жучки.
День чудесный!.. А большие дяди,
Топоча ногами, всё шумят.
В рот один другому дяде глядя,
Знай себе, чихвостят всё подряд:
«Ветер, ветер!.. А зачем нам ветер?!
Он ведь дует даже в выходной!»
«Чтоб в кустах разыскивали дети
Ваш убор помятый головной!»
«А светило взять?!. Вы посмотрите!
Я не против – надо и светить!»
«Но на небо?!. В этаком-то виде…
Голышом, простите, выходить?!.»
«И при том, – какое безобразие –
Ни луны не видно, ни звезды!..»
«Ох, и рассветился медный тазик,
Жди теперь какой-нибудь беды…»
Свистуны изрядно притомились.
Захотелось в травку на бочок…
«Но куда, скажите мне на милость,
Всё это девалось из-под ног?..»
«Что девалось?..»
«Травка и цветочки»,
«Не было такого, отродясь!
А канава – вот, за нею – кочки.
И повсюду почему-то грязь…»
Свистуны по местности бродили.
То назад посмотрят, то вперёд.
«Надо же, – ворчали, – сколько пыли…
Натоптал какой-то бегемот…»
СЕЯТЕЛЬ
Человек сажал картошку.
Как-то странно он сажал…
На неё не понарошку
То дышал, то не дышал;
То глаза таращил страшно –
Взглядом плод испепелял,
То приёмом рукопашной
Пальцем в небо попадал;
Клубнеплод ногой подбросив,
Вдруг кричал истошно:
«ЙА – ХХ!..»
Бедный плод пощады просит,
А его ладонью – Ж – ЖАХ!..
Ж – ЖАХ!.. Один, другой… десятый!..
Ж – ЖАХ!.. – посеял пол мешка…
И не надобно лопаты,
А была б рука ловка.
И картошины вонзались
Прямо в землю… ну и ну!..
Прямо в грядки погружались
На три пальца в глубину!
Звали сеятеля Лёшка.
Кличка: «Грозная Рука».
…Каратист сажал картошку
Вот и вся-то недолга.
СКЕЛЕТОВ
Вышел из дому Скелетов –
Ученик одной из школ.
Вышел в три. И, по секрету,
В поликлинику пошёл.
Брёл герой наш, как в тумане.
Ноги гнулись, как лапша.
И хоть не был даже ранен, –
В пятки пряталась душа.
Путь держал туда, где зубы
Чинит доктор Топоров.
Тот, что всем кричит:
«Голуба!
Инструментик мой готов!..
Будь семи пядей во лбу ты!
Или будь, как пробка, глуп!
Фу-ты, ну-ты – ноги гнуты!..
Ну-ка, где там этот зуб?!.»
Потому, скажу, не просто, –
Как во сне Скелетов брёл…
Через восемь перекрёстков
Он старушку перевёл.
Старика поднял без лифта
На 16-й этаж.
Но сказал старик сердито:
«А теперь тащи багаж!..»
Двум подвыпившим матросам
Путь к причалу указал.
Трём потерянным барбосам
Пять хозяев отыскал.
Вытер нос трёхлетней даме
И помог цветы полить…
Научил кота усами
В темпе вальса шевелить.
Он верблюду:
«Отдыхали б!..
Вы же к нам издалека!..
На часок хотя бы сняли
Два мохнатых рюкзака».
Но корабль пустыни хмуро
Губы выпятил трубой:
«Ознакомить с процедурой
Омовения слюной?..
Я плевком сшибу любого –
На ногах не устоишь…
Бац! – и в кресле Топорова
Весь проклеенный сидишь…
Ты сидишь, а бормашина
«Зы-зы-зы!..» да «Зы-зы-зы!..»
…Не картина, а причина
Задом пятиться в кусты…
От словес таких Скелетов
Вмиг вспотел и покраснел.
Отлетел на тыщу метров
И уж тут обледенел…
Дождь не капал. Было сухо.
Пахло даже резедой.
К Топорову в тяжких муках,
В тех же брюках брёл герой.
Он в метро спустился. Видит:
Плачет Яша таракан.
«Длинноусый, кто обидел?
Иностранный хулиган?..»
«Нет. Я жил в коробке с тортом.
Мягко спал и сладко ел.
Как в раю… Но вдруг я что-то
Пить ужасно захотел.
Ну, пошёл искать источник
Маломальского питья…
Вдруг толчок!.. Лечу!.. Короче, –
Ни кормушки, ни жилья.
Где коробка? Торт? Хозяйка?
Бос я, наг и одинок!..
Ой, Скелетов, помогай-ка
Обрести родной порог…»
И нашёл Скелетов тётю.
Сумку. Тортик. Но другой…
Был пристроен к тёте Моте
Яков дружеской рукой.
Снова путь. Бредёт Скелетов.
День бредёт. И ночь бредёт.
За весной мелькнуло лето.
Снова осень настаёт.
Но не сгинул. Дотащился.
Входит.
«Где здесь Топоров?
С номерком я… Вот явился…
Я – Скелетов… Я – готов…»
Только слышит:
«Да, вас ждали.
Был назначен вам укол.
Но пока вы путь держали,
Врач на пенсию ушёл».
«Зря спешил, – вздохнул Скелетов. –
Мне б забыть про номерок…
Ох, и многим на планете
Я б нечаянно помог».
УЛИЧНЫЕ ФОНАРИ
Голенасты, одноноги –
Встали, как богатыри,
У домов и вдоль дороги
В жёлтых шлемах фонари.
Им сражаться, им ночами
Тьму с дороги прогонять
И лучами, как плечами,
Всем идущим помогать.
БАЛЛАДА О ЯКОРЕ
Ржавый Якорь
с обрывком тяжёлой цепи
доживал здесь у моря
свой век.
Ветер зноем дышал
на него из степи,
соль белела на нём,
будто снег.
И тоскою томим,
старый Якорь дремал.
Где же волны? –
их шум еле слышен.
Снова грезился берег
Розовых Скал,
пальмы тонкие,
лёгкие крыши;
Океанской волны
колыханье под ним,
парусов тень,
скользящая рядом…
Отгремел, отслужил
парусам он тугим,
паруса те давно стали прахом…
Но темнел небосклон,
и в степном ковыле,
как позёмка,
песчинки летели.
Быстрых молний огни
в нависающей мгле,
будто трещин
изломы горели.
Шторм стонал и ревел,
гнал на берег валы.
Их накат, угасая, –
всё ближе –
где-то в море они
были яростно-злы,
а теперь
только цепь его лижут.
И когда обдавало
солёной водой –
миг счастливый,
счастливый удел!..
Молодел старый Якорь
ожившей душой,
позабыв,
что сильнее ржавел.
СИДЯТ ЗА ПАРТОЙ ФАНТАЗЁРЫ
Карта мира,
а на ней:
синее,
зелёное!..
«Это ж надо,
тьма морей!»
«И все-все
солёные…»
«Сладких что-то
не видать…»
«Прямо безобразие».
«Петька, вот бы раскопать?!.»
«Предлагаю в Азии».
«Налетят, как пчёлы,
роем
всякие прохожие:
«Мы вам памятник
построим!
Милые!
Хорошие!»
«Открывателям почёт!
Подарить по велику…»
«Мы с тобою через год,
смотришь, академики!»
«А как море
разнесут?!.
По квартирам, в чайниках!
Что останется-то?
Пруд?..
Лужица случайная?..»
«И ни бурь,
и ни штормов,
ни опасных плаваний…»
«Ни скопления судов
в самой сладкой гавани».
«Зря откроем!..»
«Слушай, Вить,
дело не в затее.
Море б здорово
открыть,
только…
покислее».