Стихи и проза | Корова под куполом цирка |
|
Папу послали на два дня в совхоз убирать картошку. Мама собиралась поехать с папой, а меня они решили отвезти к тёте Гале. Я у неё ещё никогда не был.
– У тёти Гали, – сказала мама, – есть пудель Чарлик. Так что скучать тебе не придётся.
Я, конечно, обрадовался. Потому что люблю ездить в гости. А тут на целых два дня! Да ещё у них там пудель есть!
– Везите меня, – говорю, – и можете за мной не приезжать!
Мама даже огорчилась.
– Как ты легко, – говорит, – с нами расстаёшься.
– А чего ему? – улыбнулся папа. – Надоели родители, вот и радуется.
– Да это я так, мама! Потому что мне ужасно хочется скорее к тёте Гале и Чарлику!
И вот рано утром меня привезли.
Дверь открыла тётя Галя. Она меня ждала. Чарлик, весь в чёрных завитушках, тоже ждал меня в прихожей. Он не гавкнул и не взвизгнул. Просто сидел и смотрел на меня своими умными пуделиными глазами. Я сначала подумал, что он ужасно дрессированный пёс, зря лаять не станет. Я подошёл к нему и потрепал его за ушами.
– Ну, здорово, Чарлик!
Чарлик лизнул мою руку своим шершавым розовым языком, завертел хвостом и затопал лапами по своей подстилке.
– Место. Место! – строго сказала тётя Галя ему.
Не успел я осмотреться вокруг что и как, слышу:
– Вова, иди сюда на кухню. Позавтракаешь.
– Спасибо, тётя Галя, – говорю. – Я дома перед отъездом так нарубался, что в меня теперь больше не влезет.
Тётя Галя вышла из кухни с полотенцем в руках.
– Что это у тебя за слово такое «нарубался»? Где ты его слышал?
– Это мы с папой так говорим, когда нас мама накормит.
– Ужас какой-то! «Нарубался», «больше не влезет» – хорош твой папа с такими словечками... Иди пить молоко, пока тёплое.
Я пошёл на кухню и сел за стол.
– А руки? – говорит тётя Галя.
– Что руки?
– А руки мыть?..
– Они у меня, тётя Галя, чистые. Я с утра всегда умываюсь.
– А собаку трогал?..
– Чарлик-то у вас совершенно чистый.
– Не спорь. Сейчас же иди мыть руки.
Я вымыл руки и выпил молоко с такой вкусной горячей булочкой.
– Ну, как, Вова? – спрашивает тётя Галя.
– Здорово! Я бы, знаете, ещё с такой булочкой справился. Уж очень вкусная. Вы сами пекли?
– Сама, – обрадовалась тётя Галя. – А говорил сыт. На тебе ещё, ешь на здоровье.
– Спасибо.
После завтрака тётя Галя разрешила мне погулять с Чарликом. Только она подвела меня к окну и сказала:
– Гуляйте вот от этого столба до того. Понятно?
– Тётя Галя, да ведь тут и гулять негде! Что ж нам стоять под вашими окнами и всё?.. А ведь Чарлику, наверно, побегать хочется. И мне с ним...
– Нет-нет! Не спорь со мной! Что у тебя за привычка во всём возражать.
– Я не возражаю.
– Как же не возражаешь?.. – сказала тётя Галя недовольным голосом и пристегнула к ошейнику Чарлика поводок.
И вот мы с Чарликом гуляем от столба до столба. А из окна на нас поглядывает тётя Галя. Ей, наверно, очень нравится как мы себя ведём. Только я решил, что так дело не пойдёт. Что такие гуляния нам и даром не надо.
Как только тётя Галя зачем-то отошла от окна, я дёрнул поводок и мы с Чарликом нырнули за угол дома.
Чарлик оказался молодец. Он сразу меня понял. Рядом с домом был сквер и мы помчались туда, к деревьям.
На лужайке я отстегнул поводок и повалил Чарлика в траву. Он быстро вскочил и бросился мне лапами на грудь. И тут мы с ним начали бороться, кувыркаться и прыгать друг через друга.
Чарлик схватил меня своими зубами за руку. Кажется, ну вот сейчас укусит. А на самом деле он только чуть-чуть. Совсем не больно. Понимает, что с ним играют.
Нам обоим было так хорошо, что мы залаяли. Я первый, Чарлик – второй. Оказалось, у него красивый звонкий лай. А я-то думал, что он безголосый.
А как Чарлику нравилось когда я его догонял, чтобы поймать! Он так неожиданно и быстро прыгал в сторону, что я бухался на пустую траву. Тут уж Чарлик вскакивал мне на спину и влажными зубами хватал меня за шею. А мне от этого становилось щёкотно. Я чуть не лопался от смеха.
Мы с ним бегали, бегали и устали. Я лёг, раскинул руки-ноги, а Чарлик положил мне на грудь свою вислоухую чёрную морду. Из раскрытой пасти болтался длинный красный язык, и Чарлик горячо дышал мне прямо в лицо. Я лежал и чувствовал рукой, как под курчавой шерстью Чарлика весело бьётся его молодое собачье сердце.
Дома тётя Галя спросила:
– Где вы так долго пропадали? Почему я вас не видела в окно?..
– Мы были на другой стороне дома. Сидели на лавочке, – соврал я.
Тётя Галя строго посмотрела на меня.
– А почему ты такой растрёпанный?
– Это... Это от ветра...
– По глазам вижу, что говоришь неправду. Ты ещё, оказывается, и лгунишка?.. Иди мой руки и приводи себя в порядок.
А Чарлика было не узнать. Он сидел на резиновом коврике у дверей и виновато, будто просил прощения, заглядывал в лицо тёте Гале.
Тётя Галя вытерла ему лапы тряпкой. После этого он сам пошёл в ванную. Там ему вымыли лапы с мылом.
– Теперь на место, безобразник, – сказала тётя Галя.
После обеда она отправила меня спать.
Я лежал на широком диване под красивым толстым одеялом и не спал. У меня под головой была такая большая мягкая подушка, а я думал, что лучше бы сейчас лежать с Чарликом на его подстилке. Только тётя Галя разве разрешит...
Мне совсем не хотелось спать. Я представлял себе как папа с мамой убирают в совхозе картошку. Папа шутит или поёт во всё горло свою любимую песню про молодого парня, как он загулял, загулял в красной рубашоночке хорошенький такой. И всем вокруг весело. Все смеются и подпевают.
Я лежал очень долго. Пока не зазвенел тёти Галин хрустальный будильник.
Потом мы пили кисель. Потом тётя Галя усадила меня за стол и принесла три толстенных альбома с фотографиями. Чтобы я рассматривал. На всех фотографиях сидели и стояли совсем незнакомые мне взрослые люди. Они думали о чём-то важном, а мне казалось, что они хотят спросить: «А ты руки вымыл?»
Вечером пришёл с работы Виктор Георгиевич, муж тёти Гали. Он закрыл за собой дверь на ключ и шумно втянул носом воздух. Будто расчувствовал какой-то нехороший запах.
– ЗдорОво, гость, – сказал он. – Ты чего ж это?.. Тапочки свои из дома не привёз?
И тут я увидел, что стою в кедах на таком полу. Он блестел, как каток.
Я прямо растерялся.
– Забыл, – говорю.
– А ты в шахматы играешь?
– Нет ещё...
– Что ж это?.. Твой отец, выходит, совершенно тобой не занимается...
Я не знал что сказать, и поэтому промолчал.
После ужина Виктор Георгиевич сел смотреть телевизор.
Передавали программу «Время». Показывали как люди на тракторах убирали с поля пшеницу. Её побило градом, а люди, прямо ночью, изо всех сил старались, чтобы пшеница не погибла. Потому что пшеница – это хлеб.
Виктор Георгиевич обернулся, увидел меня.
– И ты здесь?.. Эта передача не детская, – он достал из шкафчика бумагу и карандаш. – На вот. Иди в другую комнату, сядь и рисуй. Пароходики, самолётики, танки...
Мне совсем не хотелось рисовать танки. Да я и не умею. Но я взял бумагу и пошёл в другую комнату.
Нарисовал большой круг и стал попадать в него карандашом. Будто у меня в руках острое старинное копьё, и я учусь попадать в цель.
– Виктор, смотри что он делает?! – испуганно сказала тётя Галя.
Вошёл Виктор Георгиевич. Он посмотрел, покачал головой.
– Только стол портит, – сказал и ушёл к телевизору.
На другой день тётя Галя не отпустила меня с Чарликом. Она сама вывела нас обоих гулять. И мы ходили от столба до столба.
Чарлик даже хвостом не вилял, а только иногда незаметно лизал мою руку. Я тоже незаметно трепал его за шею. Мол, ничего не поделаешь, Чарлик, терпи...
Тёте Гале надо было выбить пыль из ковра. Мы вытащили его на улицу. И тут я обрадовался. Ведь на таком ковре кувыркаться – наверно, одно удовольствие. Только тётя Галя не разрешила. Сначала потому, что он пыльный, а потом – потому, что он чистый...
А время так волочилось, так волочилось. Я и за обедом думал: почему оно так долго тянется? И когда тётя Галя отправила меня на дневной сон, я и под одеялом всё думал об этом. Ведь когда мы с Борькой, Вадькой и Толькой однажды нашли огромную лужищу, и всё бороздили её ногами в резиновых сапогах, то целый день проскочил за одну минутку. Прямо чудо какое-то случилось тогда.
Хорошо, что я про всё это думал. Потому что так ещё можно терпеть и ждать когда зазвенит будильник.
Кончился мой дневной сон и тётя Галя напоила меня горячим чаем с печеньем. Я сказал спасибо два раза. Потому что чай был вкусный, душистый. И потому что я не такой уж и невоспитанный...
– А теперь, – тётя Галя села рядом со мной, – расскажи мне как вы дома питаетесь?
– Нормально питаемся, – говорю.
– Что же мама вам готовит?
Я, как назло, ничего не мог вспомнить кроме супа, картошки, макарон и котлет.
– Суп, – говорю.
– А суп с чем?
– С приправой.
– Да-а... – задумчиво протянула тётя Галя.
Мы долго сидели и молчали. И вдруг, сам не знаю почему, я взял табуретку с тремя ножками и пошёл в коридор.
– Ты чего же ушёл? – спросила тётя Галя.
– Я тут побуду. Мама с папой уже скоро придут за мной.
– Ну-у... Ещё ждать и ждать. Не сиди в прихожей, иди в комнату.
– Спасибо, тётя Галя. Мне хорошо тут. И Чарлик рядом.
Сквозь стеклянную дверь кухни я смотрел в окно на улицу. Там, наконец, постепенно начинало темнеть. «Эх, скорей бы фонари зажглись», – думал я.
Вот и фонари зажглись. Уже и Виктор Георгиевич пришёл с работы. А за дверью всё раздавались шаги. То быстрые, то медленные. Если кто-нибудь там на лестнице останавливался, я весь прислушивался: ну, сейчас нажмут звонок. Хорошо, что он у них громкий.
И когда он зазвенел, я от неожиданности чуть не свалился с табуретки. Я даже не сразу сообразил, что звонят, что надо скорее открывать дверь.
И вот тётя Галя открыла сама. И я увидел моего папу. В мятых перепачканных брюках. А с ним рядом – маму.
Тут я очнулся. Бросился к папе, он подхватил меня на руки, и я уткнулся носом в его колючую щеку. От этой щеки пахло вольным воздухом, папиросным дымком и ещё чем-то, совсем не домашним.
– Я так вас ждал... так ждал... – сказал я папиной щеке.
– Ой, как соскучился! А что говорил? « Останусь у тёти Гали навечно...» – рассмеялась мама.
– Так соскучился, что полдня просидел в прихожей, – сказала тётя Галя. – Я уже боялась: не простыл бы. Всё-таки от дверей дует.
Мы втроём спускались по лестнице. И вдруг я вспомнил, что не попрощался с Чарликом! Со всеми попрощался, а с ним – нет!
Я бросился назад.
Виктор Георгиевич открыл мне, я подбежал к Чарлику, схватил его за мягкие тряпичные уши и поцеловал в чёрный мокрый нос. Чарлик взвизгнул, рванулся за мной, но тётя Галя строго сказала:
– Место, Чарлик! Место...
И вот мы в трамвае. Едем домой.
– Что-то не очень-то весёлый возвращаешься ты из гостей, – сказал папа. – Поиграл хоть с Чарликом?
– Совсем немножко, – говорю.
– Кажется, я догадываюсь в чём дело...
– Мне Чарлика жалко, – говорю. – Ему у тёти Гали тоже не очень-то весело.
– Да-а... – промашку дали... – сказал папа. – Прости уж, Вовка... В следующий раз возьмём тебя с собой. Обязательно. Ночевать будем в душистом сене. Увидишь, как в небе смеются далёкие звёзды!..