Стихи и проза | Геростратова слава |
|
Два пациента
1
Тихон Парамонович Касторкин – врач психиатр был второй день как на пенсии. По этой причине он проспал своё время выхода на работу, но не капельки не расстроился. Встав с постели и подойдя к окошку своей одинокой кельи, он выглянул. Хотелось увидеть на улице флаги в связи с очередным праздником. А надвигался День Работников Кирпичной Промышленности. Но флаги, видать, ещё не вывесили. То ли дворники тоже проспали, то ли флаги ещё не завезли... И от этого – Тихон Парамонович не расстроился.
«Хорошо на пенсии, – подумал Тихон Парамонович, потягиваясь. – И в окошко не спеша посмотреть можно». При этом машинально, по старой студенческой привычке, проверил свой пульс. Пульс присутствовал, и за ночь с ним ничего не случилось.
Заинтересованный взгляд Касторкина остановился на балконе восьмого этажа дома напротив.
Читателю очень важно будет знать, что лет пять назад этого дома не существовало.
Взгляд врача остановился и сфокусировался на Загребаеве. Он стоял по колено в хоккейных трусах и, похоже, что-то напевал. Между прочим, я, как автор, могу сообщить читателю, что Загребаев напевал песенку «Кони сытые бью копытами...» И при этом он поливал настурцию.
– Ну, вам, сударь мой, до пенсии ещё трубить и трубить, – сказал доктор, глядя на Загребаева с ласковой улыбкой.
Он взглянул на часы. Была ровно одна минута десятого.
– Поразительная точность! – сказал Касторкин, снова глядя в окошко. – А я бы вам всё-таки не рекомендовал так свешиваться через перила. Имея такой выпуклый живот. И вообще, есть надо поменьше...
На следующий день доктор уже поджидал у окна выхода Загребаева. И точно – он появился с последним ударом настенных часов.
Трусы на нём были те же. И проделывал он то же самое. Но во всей этой похожести Тихон Парамонович усмотрел нечто настораживающее. По привычке высказывать свои соображения коллегам, он произнёс:
– Лейку... как он держит лейку... Обратите внимание. Вода то капает, то нет... А левая рука как-то судорожно хватается за перила. Не кажется ли вам, что перед нами проявление внутренней борьбы?.. Вот! Опять свесился вниз! И вода из лейки не течёт. Смотрит по сторонам: нет ли прохожих. Кажется так... Нужен бинокль. Только с ним можно будет безошибочно прочесть книгу лица пациента. Сейчас я не вижу ни строчки, хотя книга раскрыта. Чем чёрт не шутит! Может, мы имеем дело с бесприцидентным случаем, которого не хватает медицине для очередного научного переворота. За работу! Случай sui generis. К чёрту пенсию и стариковство! Это будет фундаментальный труд. И подготовиться к нему надо фундаментально. Соберу материал in optima forma и уже на его основе...
Весь день прошёл в хлопотах по подготовке. Были куплены несколько толстых тетрадей. Несколько записных книжек удобного формата. И, конечно, бинокль. Большой, морской. С таким можно успешно командовать Северным флотом. А выйдя на пенсию, можно увлечённо рассматривать вывешенные флаги...
Эти неожиданные траты не могли не сказаться на бюджете пенсионера. Но чего не сделаешь ради науки, если ей предан до конца.
В полумраке следующего утра, когда едва можно было сосчитать пальцы на собственной руке, началась исследовательская научная работа.
В одной из тетрадок появился чертёжик балкона. Выполненный, правда, весьма неряшливо.
Появление пациента породило и первый абзац научного труда.
2
Супруги Загребаевы торговались в гастрономе.
– Возьмём ряженку, – говорила она.
– Бери кефир.
– Да ты посмотри, Мишаня. Кефир-то вон за какое число!.. А ряженка свежая. У вас свежая ряженка?
– Там написано.
– Кефир бери, тебе говорят!..
– Мишаня, глянь! Тебя кто-то рисует...
Загребаев посмотрел налево и увидел Тихона Парамоновича, который держал записную книжечку и карандашик.
– А может, не меня? – сказал он.
– Тебя, тебя, – сказала жена, – дай, поправлю воротник. Вдруг это какой-нибудь известный художник из газеты... Симпатичный старичок...
– Чего ты мелешь?! Скорее он чего-то пишет, а не рисует. Видишь, как карандашом водит.
Вскоре Загребаеву надоел этот художник. И он посмотрел на него очень строго. Чтоб отстал.
А наш доктор в это время торопливо записывал: «...временами отсутствующий взгляд, сосредоточенный на внутренних переживаниях. В нём проглядывает грань суицидных наклонностей...»
3
Супруги Загребаевы сидели в кино.
– Ну, чего ты вертишься?
– Клавдия, кажется, на меня какой-то дурак в бинокль смотрит?..
– Где?
– Да вон справа, чуть позади.
– Не дури! Кому ты нужен. Человек в бинокль смотрит на экран. Может, очки дома оставил.
– Да ты посмотри! Я как повернусь к нему, так он сразу свои перископы на экран переводит. А как отвернусь – он сразу на меня. Ты дверь-то хорошо закрыла?.. Пока мы тут сидим, его дружки, может, у нас уже в шифоньере роются...
– Ты что, спятил?!. Ты чего несёшь! Он, может, тоже – пыльным мешком треснутый! – шипела жена. – Не вертись! Дай людям кино спокойно досмотреть!..
– Слушай, Клавдия, да ведь это, кажется, тот рисовальщик!.. Помнишь, в магазине?.. Выслеживает, сучонок... Не из органов ли?!.
– Смотри, тебе говорят, кино! У нас совесть чистая, мы запрещённых книжек не читаем. И на демонстрации ходим регулярно. С нужными плакатами в каждой руке...
– Дома не долаились! – раздалось сзади. – Я вот сейчас обоих выведу, да по ушам надаю!..
Тут Загребаев не выдержал и сцепился с этим хамлом.
Через пять минут их вывели из зала всех троих...
4
Загребаев – учётчик мебельной фабрики «Только Вперёд!» выходил на улицу из своего управления. Служба на сегодня окончена, и можно было двигаться не спеша домой. По инерции он ещё проделывал в уме кой-какие математические действия.
Взглянув на противоположную сторону улицы, он увидел человека с записной книжечкой в руках. Ошеломлённый, Загребаев начисто забыл зачем и сколько он умножал на тридцать два. Вполне понятно, если учесть, что человек этот походил на художника в магазине и на наблюдателя с биноклем в кинотеатре одновременно.
Загребаеву это сходство очень не понравилось.
– Ах, ты сукин сын!.. сказал он, и в тот же день выследил Касторкина. Да так, что и адрес, и фамилия, и имя с отчеством крепко засели в голове учётчика мебельной фабрики «Только вперёд!». Частенько перемножая на работе четырёхзначные числа в уме, он здорово развил свою память. И если что в ней застревало, то основательно...
Дома Загребаев позвонил в одну организацию. Явно не компетентную. Потому что оттуда сообщили, что Касторкина Тихона Парамоновича только-только с почётом проводили на пенсию. И теперь ведётся подготовка к тому, чтобы через полгода поздравить его с днём рождения...
Учётчик даже не дослушал эту информацию, и тут же позвонил в другие Органы. Компетентные.
На другом конце провода, не очень-то вежливо промычали:
– Ну, чего там опять?..
Учётчик было растерялся. Но быстро взял себя в руки.
– Небось, там в картишки прекидываетесь... – бухнул Разгуляев. – А тут такое дело... Вполне серьёзное. Вполне государственной важности...
– С этого и надо начинать. А не морочить голову Компетентным Органом чепухой. В дурака мы, конечно, играем. Но дома, а не на работе...
– Понятно?
– Докладывайте по порядку и обстоятельно.
– Есть. Подозреваю одну персону.
– В чём?
– Персона шлюндрает вдоль заборов стратегических объектов. И не с простыми оптическими приборами... Вполне возможно, что с такими, которые кое-что снимают... Хоть в инфракрасных, хоть в ультрафиолетовых... А уж в какое консульство эти снимки потом попадают, так это выяснять вам. Как говорится «по долгу службы»...
На другом конце провода дышали взволнованно.
– Спасибо! Большое спасибо, товарищ Загребаев. Эх, побольше бы нам таких сынов Отечества... О вашем благородном гражданском поступке будет сообщено на ваше производство. Вас поощрят.
– Опять, наверно, какую-нибудь почётную грамоту выдадут, – вдруг уныло и недовольно протянул учётчик мебельной фабрики «Только Вперёд!»
– Не отчаивайтесь. Мы постараемся, чтобы вас отметили и ценным подарком, – сказали ему тихим мужественным голосом.
– Другое дело! – повеселел Загребаев.
Следующим утром учётчик вышел на балкон для поливки настурции. Поднял голову и увидел у противоположного дома машину скорой помощи. Что-то в нутрях Загребаева шевельнулось, что-то подтолкнуло его вернуться в комнату и быстренько одеться.
И не только одеться, застегнуть штаны, но и выйти на улицу.
Ещё издали он увидел в дверях парадной брыкающегося Тихона Парамоновича. Под руки его держали два очень серьёзных молодца в халатах.
– И куда его теперь? – спросил, подходя, Загребаев у третьего, пытавшегося поймать Касторкина за ногу.
– Да в Степанова – Скворцова, – ответил он. – Месяца четыре полечим.
Вернувшись домой, Загребаев доложил жене об увиденном.
– Вот оперативность!.. Вот это работа! – закончил он.
– Смотри, чтоб и тебя так оперативно не загребли... Они моду взяли, говорят, и здоровых запихивать. Тут уж и все твои тридцать семь почётных грамот не помогут...
– Ничего, – сказал Загребаев. – Я скоро тридцать восьмую получу. И ещё кое-что... В подарок...
– Ну, что ты порешь? Чего несёшь-то?! Ну, прямо, как ни наесть кандидат в Степанова – Скворцова!..
14 января 1972