Стихи и проза | Геростратова слава |
|
Прыжок с вышки
Не стану описывать прелести этого летнего дня, так как среди читателей найдутся и такие, которые спешат скорее получить ответ на вопрос: «Что же хотел сказать автор своим рассказом?» Поэтому перейдём сразу, не мешкая, к делу.
Настроение моё было прекрасным, как тот летний день, от описания которого я предусмотрительно воздержался. Настроение моё было таким, что хотелось совершить какой-нибудь небольшой безрассудный поступок, но в рамках приличия. Хотелось поступок этот скромно посвятить победе нашего государственного строя над всеми прочими, хоть и тоже государственными...
...Я стоял, оглядываясь по сторонам. Вокруг меня на досках купальни, нагретых солнцем, лежали люди. Наверняка среди них были и передовики производства. Но кто именно – сказать было трудно, т.к. все были в трусах, без одежды. Они загорали. Передовикам такое тоже не возбраняется...
«Лечь снова что ли?..» – подумал я, и тут же отказался от этого варианта. Решив, что такой поступок трудно будет назвать безрассудным.
Рассеянный взгляд мой взобрался на вышку и остановился на молодом человеке, который там наверху делал красивые приседания.
«А собственно... – подумал я. – Почему он может, а я – нет. Тоже мне... спортсмен. Взобрался, так прыгай. Ждёт, когда им залюбуются. Я хоть никогда не прыгал с вышки, но, думаю, не стал бы так паясничать. И высоты тут – всего ничего. Вон сучки на досках – прямо рукой подать. А, ну-ка!..» – сказал я и зашагал к вышке. По дороге расправляя плечи, и твёрдо ставя ступни. При этом, по дороге, мне почему-то вспомнилось, как я однажды прыгнул с предпоследней ступеньки обычной лестницы на последнюю и... как-то неудачно. Несколько дней после этого случая немного прихрамывал. Но это воспоминание неожиданно вселило в меня уверенность. Словно именно тогда я приобрёл необходимый навык.
Я взобрался на площадку. Молодой человек прекратил свои упражнения, и уступил мне дорогу. Обратив внимание на то, что молодой человек от загара весь малиновый, я подошёл к самому краю площадки и посмотрел вниз.
Подо мной был удивительно маленький прямоугольничек воды. Со всех сторон ограниченный досками купальни, на которых лежали, очевидно, загорающие. Передовики и не передовики производства, думаю, лежали вперемежку.
«Тут промахнуться и угодить в загорающего передовика проще пареной репы, – подумал я и зашатался от головокружения. Но вовремя сделанный шаг назад, позволил мне уцелеть и перевести дух. – Ладно, пусть прыгнет этот обормот, и тогда уж я спущусь назад к людям», – немного успокоившись, подумал я.
– Вы не совсем правильно держали руки, – сказал мне молодой человек. Он подошёл к краю площадки, и показал мне как надо. – И потом, – сказал он, – у вас очень глубокий присед. Будто вы от кого-то прячетесь. Так не годится. – И он показал мне правильный присед. Потом он заставил меня проделать всё это в комплексе.
С каждым разом, когда я подходил к краю площадки, мне казалось, что прямоугольничек воды, в который надлежало попасть, становится всё меньше и меньше.
Мой наставник продолжал свои критические замечания, когда я, подойдя в очередной раз к краю площадки, не удержал равновесия и полетел вниз...
Естественно, в какие-то доли секунды полёта, как это бывает в подобных ситуациях, в моём сознании пронеслась вся моя жизнь.
Вслед за детством, столь далёким, что казалось мало вероятным, я увидел свои отроческие годы. Приём в пионеры с пионерским кострами и печением картошки... Приём в комсомол... Когда мы, с уже пробивающимися усиками, торжественно козыряли маленькому бюстику Владимира Ильича – вождю всех времён и народов. Бюстик был размером со средний ботинок, стоял на столе со скатертью, как помнится, красного цвета...
Но особенно ярко предстала предо мной моя теперешняя жизнь в свете этого прыжка с вышки: я врезался в деревянные доски. На этом свете меня нет. На работе все сослуживцы расстраиваются. Турурукин – больше всех. Всё-таки пол года назад взял я у него пятнадцать рублей. Знал бы что так кончится, вернул бы давно. Уходить надо с незапятнанной долгами совестью...
Вызывают из дома отдыха жену. В её больших, убитых горем глазах, стоят крупные слёзы. Интересно, будет ли она в душе недовольна тем, что я без неё пошёл на озеро? Если бы она была рядом, может, этого не случилось. Но кто мог знать?.. А в конце года выдадут тринадцатую зарплату. Уже без меня... Подошёл бы, расписался и – получил... А так – выйдет не полная сумма... Но что я расстраиваюсь? Может, это не так уж и плохо. Пять лет бросал курить – не получалось. И вот – всё... получилось... Одним махом. Теперь уже навсегда.
Библиотечную книгу утерял. Всё думал какими глазами буду смотреть в глаза библиотекарю. Думал–думал, а зачем – спрашивается?.. А Коленкин, конечно, произнесёт речь. Любит он это. На собраниях. Скажет что-нибудь такое: «Да, товарищи. Не ценили мы товарища, а ведь он в ударники пробивался. Вспомните, вспомните... Ведь уже и на доске почёта разок повисел...» Эх, чёрт! А телевизор я выключил или нет? Будет показывать пустому пространству до самого приезда жены. Как посмотрит на счётчик, так и хоронить не захочет. Ничего, рабочий коллектив такого не допустит... Сразу столько бед. Вообще, не хорошо я по отношению к ней поступил: не предупредил. Да ведь кто мог знать?.. И это тоже не очень хорошо: врезался прямо в человека. Возможно, в передовика движения «За бесперебойный Труд». Он наверняка загорал, а я ему так помешал. Хулиганство, конечно... Ладно, если в одного. А если в двух-трёх сразу. Как какой-нибудь камикадзе... Да ещё чью-нибудь «Спидолу» переломаю... И в голые доски – тоже мало хорошего и поучительного... Если сломается хоть одна –считай испортил спортивное сооружение... Разговоры пойдут всякие: диверсия – не диверсия... Матери не станут пускать своих детей к воде, где есть вышка для прыжков. И не будет в нашем городе достойной смены опытным спортсменам прыгунам. Плохо всё-таки получилось... А в пересудах могут дойти и до того, что я был в нетрезвом виде. Этого мне только не хватало. Впрочем, пускай пересуды. А ведь действительно, пьянство до хорошего не доводит. И почему купальни не строят без вышек. Обязательно надо что-то такое взгромоздить. Что-то такое, чтобы захотелось обязательно залезть. Вечно у нас всё не по-людски...»
Тут я плюхнулся в воду. С таким шумом, словно с вышки сбросили кусок бульдозера.
Только вынырнув, я понял, что попал в воду, что остался жив.
Если бы ноги и спина адски не болели от удара о воду, то можно было считать, что приводнение (как у наших космонавтов) прошло благополучно.
Я оглянулся и увидел своего прыгуна-наставника, слезающего с вышки. «Зарраза!» – подумал я.
Закусив увиденное малосольным огурчиком, я поплыл к металлической лесенке.
Подбежала эта подлая зараза... Протягивает мне руку, норовит помочь выбраться.
– Я не прыгнул, – говорит. – С моим загаром не очень-то попрыгаешь... И так всё болит. А вот вы не совсем правильно прыгнули. Сначала у вас получилось ласточкой, но потом, в полёте, вы, очевидно, передумали и захотели солдатиком. Переход довольно-таки сложный, и не всегда получается чисто.
«Жаль, что ты не Турурукин... Жаль, что не должен тебе ста рублей...» – подумал я, и ухватился за его потную руку.