Стихи и проза | Там, где трещат мотоциклы |
|
Чтобы рано проснуться, надо быстро спать. Когда я быстро сплю, я встаю очень-очень рано. Ещё везде совсем темно, а я уже хожу. Мне это так нравится!
Я иду в коридор и сначала хожу как бабушка. Тапочки шаркают: шарк-шарк. А потом я хожу как мама. Это совсем не интересно, потому что мама не шаркает и не топает. Зато до чего же я люблю ходить как папа! Он хорошо топает – сразу слышно, что это папа, не кто-нибудь. Мама говорит, что папа топает, как слон. А это совсем неправда! Потому что слоны, когда топают, у них даже веточка не сломается под ногами. Они ходят медленно и осторожно. Ведь им надо укрываться от опасности, раз они большие.
А я топаю по коридору, будто я пришёл с работы, будто я так устал, что ноги отваливаются.
Тут папа, если он в хорошем настроении, кричит:
– Эй, воры! Погодите, мы ещё не выспались!
А если папа в плохом настроении, то он говорит:
– Перестань, Вовка! Провалишься к соседям этажом ниже и разбудишь людей.
К нам уже приходила соседка. И она уже беседовала со мной про поведение. Я ей всё объяснил, и она всё поняла. Такая хорошая соседка! Клавдия Петровна. Она мне сказала:
– Что ж с тобой делать, разбойник. Топай уж. Только потише. А то у нас лампа раскачивается.
Теперь я стал потише. Потому что лампа раскачается, разобьётся и наши соседи останутся без света.
А когда я похожу как бабушка, мама и папа, я иду в ванную. Там всегда жарко и я люблю посидеть на краешке ванны, как какое-нибудь животное из жаркой страны. Мне даже хочется забраться на какую-нибудь высокую пальму и оттуда посмотреть. Но у нас в ванной нет пальм. И вообще, никаких деревьев. Поэтому я просто пускаю воду. Сначала холодную, а потом горячую. А потом тёплую. Вода течёт и что-то говорит. И я тоже разговариваю с водой про трубы и про краны.
Однажды мне захотелось узнать что делает вода в толстой трубе, если все ручки закрыты. Если она не течёт в раковину. Я засунул палец в кран, и тогда мне пришлось ждать пока проснётся мама, пока она придёт. Потому что палец у меня не хотел вытаскиваться. Мама позвала папу, и они вдвоём вытащили. Пришла и бабушка, но уже было не надо. Про воду я всё-таки узнал. Только потом. Оказывается она в трубах стоит.
А тогда папа сказал, что придётся ликвидировать все краны в квартире. И я обрадовался: ведь не надо будет умываться! А я всю жизнь только об этом и мечтаю. Жаль, что краны не ликвидировали.
И вот когда я поразговариваю с водой и она не всё расскажет, я иду на кухню. Посмотреть в окно на улицу и на градусы в термометре. И если я увижу нашего почтальона тётю Зину, я машу ей рукой. Хоть она на меня даже и не посмотрит. Хоть даже письма мне никакого не несёт, а только другим.
А один раз я увидел птицу синицу. Она тоже уже не спала. Она стояла на подоконнике за окном. Прямо на цыпочках стояла. И голову вытягивала. Будто хотела заглянуть прямо в меня. И мы долго-долго смотрели друг в друга, потому что мы разные. И я вертел головой туда-сюда, как синица. Мне это очень понравилось.
Иной раз я посмотрю в окно, а там ничего не видно: только ночь и темно. Тогда я сразу иду к бабушке. Сяду на её стул, возьму спицы и начинаю вязать. Бабушка просыпается и сразу говорит:
– Ну что, шатун-полуношник, опять дурью маешься?
Бабушка сразу просыпается, потому что я один раз вязал ей папин свитер. Я хотел ей помочь пока она спит, а у меня из свитера получились одни шерстяные нитки. Весь свитер тогда развязался, и мне за это здорово влетело. Только не от бабушки. Бабушка теперь меня сразу прогоняет. Она меня прогонит, я немного похожу ещё, а потом лягу в постель. Укроюсь одеялом, чуточку посмотрю с открытыми глазами на потолок и засну.