Стихи и проза | Там, где трещат мотоциклы |
|
Как же мы забыли про него?..
Вчера встречаем его маму, Валентину Андреевну.
– Не скучаете? – спрашивает.
– А чего нам? – говорю.
– А он скучает. Всё спрашивает: как там Вовка? Как Боря с Вадиком?
– Про нас спрашивает?! – удивился Борька.
– Про кого же ещё?.. – Валентина Андреевна вздохнула, покачала головой. – Завтра воскресенье, – говорит, – вы отпроситесь у своих. Если разрешат, я вас свезу навестить его. У него не заразная болезнь, так и скажите дома. А уж он-то обрадуется...
Мама, как услышала про Тольку, про больницу, сказала:
– Какие разговоры. Обязательно надо поехать. Стыд-то какой, что ты сам об этом не догадался. Ведь это же Толька! Ведь это же твой... – и тут она стала так меня распекать, так чихвостить. Оказывается, я вот какой человек: живу себе страшно плохой, и даже не догадываюсь об этом. И правда! Толька в больнице, а я живу припеваючи: по утрам пью молоко с оладушками, а по вечерам чай с бубликами. И когда я понял это, я и сам начал ругать себя.
– Вот, вот... – приговаривала мама. – Так его, так... Авось поймёт, что нельзя быть чёрствой коркой...
Мама завернула мне два большущих оранжевых апельсина. Это называется передача. Для больных. Чтобы они поскорее поправлялись.
И вот мы едем в больницу.
Столько народу в трамвае, и никто не знает, что я везу Тольке два большущих апельсина. А про то что в передаче у Борьки – даже я не знаю. Спрашиваю у него, а он говорит: «Секрет». Это от меня-то – секрет?!. Навалился я на него, стал отбирать передачу, чтобы рассмотреть. Тут моя передача хлопнулась в проход. Хорошо, никто не наступил.
– Сейчас же прекратите! – прикрикнула Валентина Андреевна. – Нашли время баловаться!
Приехали.
Валентина Андреевна подвела нас к стульям возле лестницы.
– Сидеть смирно, ждать меня и никуда не отлучаться, – строго погрозила она пальцем.
Мы с Борькой очень смирно посидели, подождали, а потом стали ходить по белым квадратикам на полу. Ходить было трудно, потому что квадратики маленькие, вся нога на них не помещалась. Из-за этого Борька чуть не уронил бородатого доктора. Он сбегал по лестницы и налетел на Борьку. И хоть очень ловко поймал свои очки, всё равно рассердился:
– Кто такие?! – закричал. – Если больные, то почему прыгаете под ногами? Если здоровые, то как здесь оказались и что делаете?
Стоим, молчим. Совсем забыли как мы здесь оказались и что делаем. Но тут подошла Валентина Андреевна, выручила нас.
– Вот взяла вас на свою голову, – сказала потом огорчённо.
– А где же Толик? – спросил Борька убитым голосом.
– Да, где он? Мы же к нему с передачами приехали.
– Пойдёмте. Они сейчас выйдут на прогулку...
Мы вышли во двор больницы. Встали у забора с железными прутьями. За забором виднелись кусты, скамейки и ни одного больного.
Мы с Борькой стали думать, как быстрее всего перелезть через такой забор без всякой лестницы.
– Вовка! Борька!.. – слышим вдруг.
Смотрим: бежит к забору какой-то мальчишка. В синей куртке. И штаны такие же. Только длинные и висят как мешок. Мальчишка всё спотыкался, чуть не падал. Остановится, запрыгает на одной ноге к отлетевшему тапку. И всё ему никак сразу ногой в него не попасть. Торопится, а сам кричит:
– Вовка! Борька!.. – и руками машет.
А мы стоим. Потом опомнились, кинулись на забор, потому что там, за ним, бежал наш Толька.
– Вы что – с ума сошли?!. – прикрикнула Валентина Андреевна.
Тут он подбежал. Схватился руками за прутья забора. Стоит, смотрит то на меня, то на Борьку. И дышит. Тяжело так. Будто сто километров бежал.
– Привет, Толян, – спокойно сказал Борька. – Вот и мы. Приехали к тебе.
– Мне мама сказала, а я не поверил...
– А я тебя сначала не узнал, а потом узнал, – говорю. – Мы с Борькой к тебе хотели. Через забор...
– Ну что ты человеку голову заборами забиваешь, – проворчал Борька. Он даже плечом меня толкнул. – Толян, вот тебе что от меня, – Борька стал разворачивать свою передачу. – Вот. Держи.
Он протянул Тольке большого красного петуха из пластилина.
– Сам слепил. Для тебя, – сказал.
– Здорово-то как! – обрадовался Толька и осторожно взял в руки петуха. – Я его на тумбочку поставлю. Он меня будет по утрам будить. Понарошку. У него вон – и клюв-то открыт, будто сейчас начнёт будить.
– Ты только смотри, чтобы он у тебя там в больнице не растаял. Понял? – хмуро сказал Борька.
– Знаю! Не учи, – Толька всё не мог глаз отвести от петуха.
– И вот что ещё тебе, – говорю и протягиваю ему два большущих оранжевых апельсина. – Смотри, какие!
– Тю-у, апельсины... – недовольно поморщился Толян. – Да я их и видеть уже не могу.
«Вот. Притащил... Кому они нужны – эти апельсины? – подумал я. – Вот Борька – молодец! Такого петуха!.. Сам слепил».
Я посмотрел на свои апельсины. Они были такие красивые.
– Толян, – говорю, – ты положи их на тумбочку рядом с петухом, и они у тебя будут светиться. Как солнышки. Ты только посмотри какие они...
- Как солнышки? – переспросил Толька. Подумал немного, на меня посмотрел. – Ладно. Давай сюда солнышки. Будут лежать у меня на тумбочке как боевые гранаты.
– Ну? Как леченье? – спросил Борька.
– Как... Процедуры всякие...
– А больно?
– От процедур не больно. От уколов...
– А ты скажи, чтобы процедуры делали, а уколы – нет.
– Говорил.
– А они?
– Говорят и то надо, и это. Ещё двадцать три укола надо...
Я вдруг подумал про Тольку: «Ох, и достаётся ему. Ведь весь, наверно, истыкан уколами...»
– Толик, – говорю, – ты прости, что я тогда тебя с лестницы спихнул... Помнишь?
– Да что, Вовка?! Ты погоди, выздоровею и тебя спихну. Ещё как полетишь у меня!
Тут и Борька говорит:
– А помнишь, Толян, мы с Вовкой тебя отлупили? Ты наш шалаш разломал... Ты уж прости нас, ладно?
– Да что вы тут разнылись! – рассердился Толька. – Вот как дам сейчас обоим! Вы лучше про Вадьку расскажите.
– А что про него?.. Он теперь на скрипке учится...
– Ну-у?! – удивился Тоька.
– Уже семь нот знает, – говорю. – Остальные потом выучит. У него ведь, сам знаешь, память какая.
– Он нам давал на своей скрипке поскрипеть. И тебе бы дал, он всем даёт. А у нас здорово получалось. Вадька сказал: «Вам тоже учиться надо». А мы не хотим. Верно, Вовка?
– Не хотим.
Из-за кустов вышла женщина в белом халате. Она посмотрела в нашу сторону, крикнула:
– Терентьев, на инъекцию!
Толька вдруг побледнел. Опустил голову и ещё крепче вцепился в прутья забора.
И так мне стало вдруг жаль его. Из-за этой странной чужой синей куртки. Из-за процедур. Из-за уколов. Из-за этого железного забора...
– Терентьев, слышишь?
– Надо идти, - сказал Толька совсем грустным голосом.
– Толька, – говорю, – ты продержись до завтра. Завтра я заболею, меня к тебе привезут, и тогда пусть нам обоим делают...
– А я?!. – сердито сказал Борька. – Нам всем вместе будут. – Он хмуро посмотрел на меня. Стукнул кулаком по забору. – Решено: мы завтра должны заболеть.