Стихи и проза | Цепи одной литые звенья |
|
…Был мир до нашего прихода,
но появляемся мы в нем –
души неведомой огнем
опять пополнилась природа…
…Всмотрись в себя,
всмотрись в себя усердней,
не упускай подробностей…
Взгляни:
вот поселений редкие огни,
вон города,
каких не взять обедней.
…Здесь человек
велик и низок –
глядит с исчерканной
страницы…
И прелесть терпкая
таится
в неповторимости
описок.
1. В мой век шагов рационала
В мой век шагов рационала
Тускнеет солнышко души…
* * *
Века сменялись, поколенья,
и часто мир тонул в крови,
но, Кампанелла, сны твои
всё оставались в отдаленьи.
Они чердачных чудаков
лишали жизни и покоя,
когда восторженные, стоя,
дышали ветхостью листов.
Тогда твой город осенял
и их знамением свободы,
хоть где-то рядом – в малость йоты –
сиюминутная резня;
они величественны, в тогах,
достойно головы несли…
Их околпачить не смогли б
елей и окрик демагога.
* * *
Земля прекрасна – вы правы, Уитмен.
Да, человек на ней – он весь от Бога, –
когда он может разумом высоко
поднять себя над вечностию ритма
рождения и смерит – ей в глаза
смотреть бесстрашно жизнею влекомый;
тому, кто рядом, плод труда весомый
рукою щедрой с дерева срезать.
Земли мы дети. Только ли нажим
пера открыл, что истина – простая?..
Над нами облака плывут не зная
в который раз и что с ней сотворим.
* * *
Век 20-й –
твои парадоксы…
23 раза из 29
поднимался на ринг
Кассиус Клей
для того, чтобы,
покидая его,
оставить противника
в глубоком нокауте,
унеся за канаты
самые могучие,
самые талантливые в мире
кулаки,
гудящие от работы.
И когда ему сказали:
« Послушай, Клей,
а не проще ли
убирать своих
потенциальных противников
нажатием спускового крючка автомата?!»
Он ответил:
«Нет».
…В году 365 дней,
и в каждую из 1825 ночей
в своих тяжёлых снах
Кассиус Клей будет видеть
сверкающую льдину ринга
в тёмном ущелье трибун
с расплывчатой фигурой
в напряжённой боевой стойке,
безнадежно ожидающую
первого движения
его перчатки –
перчатки Кассиуса Клея.
* * *
Грядущих дней туманна пелена.
С небесной манны вряд ли будешь сытым,
когда создатель, встряхивая сито,
прошамкает:
« Земля удалена
достаточно, чтоб посчитать халтурой
мой день рабочий здесь на небеси,
но служба службой и ее неси
от перекура и до перекура».
……………………………………………….
……………………………………………….
Грядущих дней туманна пелена.
Мы привстаем на цыпочки и видим:
плутает новоявленный Овидий
и ада суть пред ним обнажена.
Но ускользает главное едва ль:
у наших глаз короткая дорога,
к тому же каждый видит однобоко…
Но ум нам дан, чтоб вглядываться в даль.
* * *
От полуправды к правде
не придти –
ложь в мелочах
все остается ложью.
Но есть судья,
который подытожит
и проведет знамение
черты.
Руки всевидящей
движенье незаметно,
но на полях судеб
горят ее пометы,
как запись точная
сухого геометра:
еще значок,
еще один –
и тут
намеренья благие
не спасут.
* * *
Года проносятся и гаснут.
Чем дальше – светятся сильней
какой-нибудь десяток дней,
тобой не прожитых напрасно.
О, мы не сразу научились, –
как свет с потемок различать, –
и долго скрытая печать
не выдавала их значимость.
И память пленницей у робости, –
ни ехал бы, куда б ни плыл, –
сначала смахивала пыль
и мелом драила подробности.
Уже потом тревожный взор
в житейском суетном бореньи
в них находил и исцеленье,
и затаившийся укор.
* * *
Злость тупо швыряла
на Землю Кувалду
за то, что Земля
приближалась к овалу.
Тупо и яро
кипела в ней ругань:
– Я дурь твою выбью!
Будь кругом!
Будь кругом!..
…Планета в проекции
все же овал –
со звезд в телескопы
не видно кувалд.
* * *
Идя на попятую перед злом,
не то чтобы добра мы убавляем,
не то чтобы испуганные лаем,
мы наверстать надеемся в другом,
в глазах своих стараясь обелить
себя…
Всегда есть масса оснований
подняться на ступеньку выше дряни,
где руки нам дозволено умыть,
мол, несподручно
слабому…
левше…
А то,
что шапку-невидимку надеваем
и лжем себе, что этого
не знаем
и…
браконьерим
в собственной душе.
БОМБА И СЛЕЗА
Бомба по своей форме
напоминает Слезу.
О той и о другой можно сказать,
что они похожи
друг на друга,
как две капли воды.
Но упала бы бомба,
если бы Слеза
обладала её силой –
силой разрывать
любые сердца?..
* * *
Как растлевают умные лгуны,
играющие тонко на святынях!..
Племён людских издревле и поныне
границы острою враждой накалены.
Они вещают громко со стены,
и, вроде, гласом вопиющего в пустыне…
Но дремлет в их словесной паутине
суровый Марс – кровавый бог войны.
В любой резне находится резон
пред тем, как пастор освятит
деянье,
пред тем, как в муке
захлебнётся стон,
пред тем, как выживший
пойдет за подаяньем,
пред тем…
неужто, шарик мой земной,
и ты, увы,
не вечен
под Луной?..
* * *
Напоминалось ежедневно
неглупым дьяволом каким-то,
подчеркивавшем нарочито
замаскированную ревность.
О, наслажденье проволочек!
Когда любой из нас не хочет
Сейчас задумываться очень,
барахтаясь в барханах вздора
спиной к словам Memento more.
* * *
Все то, чем дышим, чем живём,
чему ночами присягаем,
что заставляет в руки камень…
Что нас хватает и живьем
берет и, полонив, толкает
переступить порог поступка;
что в нас уроками рассудка
в какой-то миг пренебрегает;
все то, чему учиться трудно,
чтобы не впасть в слова… слова…
Пред трем, как станут изнывать
души натянутые струны –
все это – ты ведь не потухший
вулкан – приходит к нам порой
затем, чтоб выбить нас с тобой
из равновесья равнодушья.
* * *
Кто суд вершит над побеждённым,
всегда быть правым норовит.
Не зря им призванный синклит
томам доверился мудрёным
в то время, как сама победа
растлила души сих мужей,
и угрызения слабей
за нарушения обета.
Готовят тонкое вранье.
Шуршат замшелые страницы.
«Без правды – оченно годится,
но как без признаков ее?..»
И как еще воздать богам –
до истин ли, когда есть жертва?..
Теперь суди сама Минерва
своих сынов по их речам.
* * *
Давно ли красные лампасы
в Кремле струились на ковры,
и в кабинете до зари
скрипел сапог, меняя галсы?..
Давно ль со щеточкой усов
исчезла хитрая усмешка,
с которой он
не безуспешно
дубовость пестовал
голов?..
И ими в ранг богохранимых,
как на престол был возведён,
но пошатнулся новый трон,
упал в могилу вместе с ним он.
Но он и там, сквозь холод стужи,
величье идола хранил,
и твердый дух жестоких сил
внушал растерянность и ужас.
Волною смыло прилипал,
толпившихся в тени мундира,
и над поверженным кумиром
орёт прозревшая толпа.
* * *
Пророки есть в своем отечестве.
Но что за участь дальнозорких?!
В лекарстве примитивной порки.
Открыт им путь очеловечиться;
избавиться от наваждений,
от сдвигов умственных по фазе,
чтобы не лез из грязи в князи
как будто бы
других вождей
нет.
Пророков нет,
но есть пороки –
извечна эта
круговерть.
…и снова
тянутся иметь,
хоть неказистого
пророка.
ПОРТРЕТ
– Не матерись.
Не стоит. Не поможет.
Свидетелей-то
не было тогда…
И на его красивой
умной роже
улыбка тлела
уголками рта.
* * *
О, недалекость человечья…
Твои удары –
тяжелы!
И наносимые увечья
конкретных форм
не обрели.
…Вот он. Встаёт,
напившись чая.
Идёт.
Кивает тем и тем,
и сам себе
не признаваясь
в том,
что раздавлен
и…
совсем.
* * *
Они сильней любили жизнь,
чем мы,
и расставаться с нею
не хотели,
но отдавали,
чтобы параллели
Земли не стали
прутьями тюрьмы.
На небе меньше звезд,
чем всех фанерных
истлело в травах,
кануло в снегах…
Не потому ли
тучные луга
стояли в лето лет
послевоенных?..
Жестока мысль:
мы живы на костях,
восторгов наших
мёртвые не имут.
Так пусть нам станет
вдруг невыносимо
от очень бойких песен
на устах.
Пусть задохнется
ликованье меди.
Звучи, печальный реквием,
звучи.
Не угасай
над факелом в ночи
и отрави
веселье Дня Победы!