Стихи и проза | Цепи одной литые звенья |
|
* * *
При всей
при нашей худобе,
неутомимости
двух ног,
по вечерам,
помилуй Бог,
как не предать
себя ходьбе?
И в сумерках
правей – левей
искать вдали
огней подсказку,
когда закончена
утряска
дневного хлама
в голове.
* * *
Пока не действует на нервы,
алкая жертвы, Аполлон,
поэт почти не углублен
в идею стать поэтом первым;
и лиры корпус запылен,
и связи нет с загробным миром,
и средь поклонников кефира,
быть может, всех ничтожней он.
* * *
Опять накурено
и дымом
заволокло стекло окна,
опять
от жалкого похмелья
раскалывается
голова.
Я дверь толкнул –
уйти куда бы,
но от себя
куда уйдешь…
А на пороге
день веселый
с вязанкой
солнечных лучей.
* * *
Опять подвыпившие
гении
скрестили шпаги
тонких мыслей,
и сигарет зажженных
лисьи
лапки
в сумерки вечерние
уносят кольца,
откровенней
экспромтов
дивных заблуждений
за занавеску,
на Литейный,
где чудом кажется
за ней
на все плюющий
воробей.
* * *
Бог в помочь,
милые бездельники –
философы
и остряки,
пусть не уйти
от остроги
тоски
тяжелых понедельников,
но дурака
валять устав,
роняют
едкие уста
о том,
что нет на них креста,
прикуривая
по привычке
от шутки тонкой –
тонкой спички.
* * *
Один в забытом зимовье
на берегу
речонки Нидым, –
поближе к травам
духовитым, –
мое
проходит житие.
Стемнеет, –
над свечным огрызком, –
патроны, сухари и миску,
убрав,
к столу
пригнувшись низко,
открою Фета
не спеша
закладкой
лезвия ножа.
* * *
О, Муза,
ты меня не балуешь,
скупа со мною
ты на ласки.
Мне больно знать,
что я натаскан
тобой,
сегодняшним и давешним,
на ожиданья
новой встречи
в долине чувств,
в том Междуречьи,
где не ропща
и не переча,
упьюсь тобой,
забыв, – уж где там!.. –
всю снисходительность
привета.
* * *
Пришла не прошенно
строка
и все на свете
потеснила…
С невесть откуда
взятой силой
в душе трепещется
пока.
И сладко,
будто бы впервой,
предощущенье той –
за нею,
когда совсем уже
пьянея,
ты в яму ямба
головой!
* * *
Ну, славно.
Опять расписался,
подумать, –
всего – ничего:
лишь солнечный лучик
попался
на кончик
пера моего
и вот уже
самая малость
связует
столь бывшее врозь…
А просто
давно не писалось,
точнее –
давно не жилось.
* * *
Лицо певицы ветер разорвал
И в грязь втоптал изысканное имя,
Но улыбался, проходившим мимо,
К забору некогда приклеенный овал.
Как будто все, что знала и умела,
Что было в голосе ее заключено
В себе таило лишь стремление одно
Любовью жить на этом свете белом.
Изверится, но кто-то до конца
Нам будет петь и голосом тревожить,
Взывая к нам тогда еще, быть может,
Когда ожесточаются сердца.
* * *
Как лук – натянут до предела,
Звенит тугая тетива
Души… как мало среди нас
Искусством этим овладело.
О, это просто невозможно –
Вестимо ль это букварям:
Восторг – о, как его творят, –
Он не имеет подорожной;
Он вероломен, он внезапен,
Он – апогей дремавших сил:
Пришел – увидел – победил
И одарил глаза слезами;
Он в нас, нежданно воскресая, –
Навылет сердце – и несла
Та златоперая стрела
Нам святость знака восклицанья!
* * *
Как сочинитель морщит лоб,
Пока рука не расписалась!
Как он выискивает малость,
Зажечь которою могло б!..
Бесцеремонность постояльца
Для печки требует полено
И кое-что, уж непременно,
Придется высосать из пальца.
* * *
Забыл – не стыдно ль? –
падежи,
спряженья суть
и суть склоненья,
и только веток
наклоненье
коснулось
глубины души;
да притяжение
к дорогам,
живущим
где-то за порогом,
к весне,
заваленной сугробом…
К тому,
что до конца несем,
почти не ведая
о том.
* * *
Закусишь удила, когда в тебе
Проснется к жизни ярое желанье.
Восторгом ли, волной негодованья
Оно тебя подкинет до небес.
Да, силы есть, о коих и не знал,
Что существуют в этом бренном теле –
В судьбу свою когда-то был нацелен
Не ими ли мифический Дедал?!